Царская голгофа. 78 дней. Начало

Сто лет тому назад, 30 апреля 1918 года, большевики доставили в Екатеринбург Императора и Императрицу Александру Феодоровну, Великую Княжну Марию Николаевну, а также сопровождавших их лиц: князя В.А. Долгорукого, доктора Е.С. Боткина, камердинера Т.И. Чемодурова, лакея И.И. Седнева и комнатную девушку А.С. Демидову. Царская Чета, Боткин, Чемодуров, Седнев и Демидова были помещены в Ипатьевский дом, а князь Долгорукий - в тюрьму.

К весне 1918 года политическая ситуация начала меняться не в пользу кайзеровской Германии. Брестский мир не принёс немцам желаемого результата. В германской армии с каждым днём набирали силу пацифистские тенденции, чувствовался разлагающийся дух большевистской пропаганды. В германском военном руководстве всерьёз задумались о замене большевиков.

Наилучшим выходом для Берлина стало бы признание Брестского мира Императором Николаем II или Великим Князем Михаилом Александровичем, который в то время содержался в тюремной пермской больнице. 25 марта 1918 г. Великого Князя неожиданно освободили и разрешили жить с личным секретарем в гостинице. По всей видимости, германцами ему были сделаны предложения о легализации Брестского пакта. Однако Великий Князь Михаил Александрович ответил на них категорическим отказом, что сыграло не последнюю роль в его мученической кончине. Что касается Государя, то в Берлине прекрасно знали его непримиримую позицию по вопросу сепаратного мира. 

Высокопоставленный российский дипломат Г.Н. Михайловский, который был близок к монархическим германофильским кругам, вспоминал: «Я не исключаю того, что велись весьма деликатные переговоры немцев с самим Николаем II насчет его взглядов на будущую русско-немецкую дружбу, и что ответ Царя их не вполне удовлетворил». Информированные источники в правой русской эмиграции утверждали, что представители германских правящих кругов в 1918 г. под видом сотрудников Красного Креста посетили Тобольск и предлагали Императору Николаю II подписать договор о сепаратном мире с Германией, обещая за это немедленное освобождение его и его Семьи. Однако Государь категорически отказался вступать с германцами в какие-либо соглашения.

Германское руководство опасалось, что монархию могут восстановить русские национальные силы при помощи государств Антанты. Поэтому кайзеровскому правительству было небезразлично, в чьих руках будут находиться Император Николай II и Наследник Цесаревич.

Император Николай II. Фото: www.globallookpress.com

Перевод Императорской Семьи в Германию в качестве почётных пленных, с одной стороны, означал окончательную победу Германии над Россией, а с другой - давал германцам возможность политических интриг и манипуляций вокруг русского Царя и Наследника. Как верно отмечал Н.А. Соколов, немцы решили вывезти из Тобольска Царскую Семью, «когда опасность их интересам стала реальной. Цель увоза, несомненно, носила политический характер. Но она была не положительная, а отрицательная: не допустить, чтобы Государь оказался в обстановке, опасной для немцев».

Германская большая игра вокруг Царской Семьи, начавшаяся весной 1918 г., отражала острую борьбу внутри политической верхушки рейха и во многом являлась следствием попытки германского верховного командования взять контроль над страной в свои руки. П.Н. Милюков утверждал следователю Н.А. Соколову, что «немцы или желали, или даже пытались реально спасти Царя и Наследника, причем я лично усматривал тогда в этом и политическое значение - их нежелание, чтобы какие-либо элементы, враждебные им, воспользовались личностью Николая Александровича и Его Сына».

В апреле 1918 г. в Москву прибыл новый германский посол граф Вильгельм фон Мирбах. Совокупность имеющихся исторических источников позволяют сделать вывод, что Мирбах потребовал от председателя ВЦИК Я.М. Свердлова и главы Совнаркома В.И. Ульянова (Ленина) вывезти Царскую Семью из Тобольска либо в Петроград, либо в Москву. Мирбах довел требование Вильгельма II до Свердлова, Ленина и Чичерина: «Его Величество желает, чтобы продолжались усилия, направленные на освобождение Семьи и вывоз ее в рейх. При любых обстоятельствах немецкая принцесса и ее дети, в том числе Наследник, как неотделимый от матери, не могут быть оставлены на произвол судьбы». Иными словами, Мирбах дал понять, что германская сторона еще сможет смириться с убийством Царя, но не потерпит никакого насилия над членами его Семьи. Не этим ли объясняется, что в июле 1918 г. большевики объявили только об убийстве Императора Николая II, чья «семья эвакуирована в надежное место»? Свердлов ответил Мирбаху, что он сделает все, чтобы выполнить его требование и доставить всю Царскую Семью в Москву, но отвечать за результаты не может, «так как власть на местах не даёт возможность настаивать».

Сразу же после разговора с Мирбахом, Я. Свердлов приступил к разработке плана, целью которого было недопущение перевоза Государя в одну из столиц. Для этого Свердлов вызвал из Уфы комиссара В.В. Яковлева (К.А. Мячина), известного ему еще по террористической деятельности в 1905-1907 гг. Свердлов решил поместить Царскую Семью в Екатеринбурге, находившимся под контролем его ставленников. Свердлов чрезвычайно спешил с вывозом Царской Семьи, указывая, что скоро начнется распутица, и придется ждать пароходного сообщения до Тюмени. Причины этой спешки понятны: в случае перевозки Царской Семьи водным путем Свердлову было бы чрезвычайно трудно объяснить причину её задержания «своеволием» уральцев.

Внешне Свердлов делал всё, чтобы создать впечатление, что он выполняет требование Мирбаха. 1 апреля 1918 г. состоялось заседание Президиума ВЦИК, которое постановило «немедленно перевести всех арестованных в Москву». Но уже 6 апреля 1918 г. тот же Президиум вынес другое решение: «о переводе всех арестованных» из Тобольска на Урал. При этом постановление о перевозе Царя в Москву не подлежало оглашению, а о перевозе Царской Семьи в Екатеринбург были осведомлены все члены Уралсовета.

Фото: www.globallookpress.com

Как только Свердлов получил известие о том, что его ставленник матрос-большевик П.Д. Хохряков стал председателем тобольского Совета, он послал в Екатеринбург телеграмму, с извещением:

Мы поручили перевезти Николая на Урал. Наше мнение: пока поместите его в Екатеринбурге. Решите сами, устроить его в тюрьме или же приспособить какой-нибудь особняк. Без нашего указания из Екатеринбурга никуда его не увозите. Задача Яковлева - доставить Николая в Екатеринбург живым и сдать его Пред. Белобородову или Голощекину. Яковлеву даны самые точные и подробные инструкции. Все, что необходимо сделайте.

Сверлов разъяснил Яковлеву, что он должен придавать всей операции особую таинственность, но таким образом, чтобы у всех в Тобольске сложилось уверенность, что Царскую Семью вывозят в Москву, а затем за границу. На самом деле Яковлев должен был доставить Царскую Семью в Екатеринбург и сдать местным властям. Яковлев должен был играть роль человека всеми силами стремившегося выполнить задание Свердлова, но не сумевший этого сделать из-за противодействия «своевольных» уральцев. Для того, чтобы это «своеволие» выглядело бы натуральней, уральские большевики были ознакомлены только с постановлением президиума ВЦИК от 6 апреля 1918 г., то есть о том, что Император Николай II должен содержаться в Екатеринбурге. Только Шая Голощёкин знал о существовании другого постановления, что Императора следует везти в Москву. В этой двусмысленности изначально была заложена конфликтная ситуация между Яковлевым и уральцами, которую сознательно создал Свердлов.

Знал ли Ленин об этой игре Свердлова? Вполне возможно, что и не знал, или знал, но не всё. Когда Свердлов выстраивал свою сложную игру с «самоуправством уральцев», Ленин два часа о чём-то разговаривал с Екатеринбургом, сначала один, а потом - со Свердловым. Зафиксированы переговоры членов Екатеринбургского областного совета с Совнаркомом о пути следования поезда с Императором Николаем II. Причём уральцы, обращаясь в СНК, жаловались на позицию Свердлова. Важным свидетельством являются показания германского консула Вальтера Бартельса, который в действительности был легальным резидентом германской разведки. 10 июня 1921 г. в Берлине он сообщил следователю Н.А. Соколову: «Между королём Испании и императором Вильгельмом происходили через специальных курьеров совершенно секретные переговоры, имевшие в виду спасение русского Царя и Его Семьи. В результате этих переговоров через графа Мирбаха последовало требование к Ленину об освобождении Государя Императора и Его Семьи. Ему, Бартельсу, положительно известно, что Лениным было собрано специальное заседание “комиссаров”, в котором большинство примкнуло к точке зрения Ленина о возможности освобождения Государя Императора и Его Семьи. Такому решению большинства воспротивилась другая партия во главе со Свердловым, причем Бартельс, называя ее, употребил выражение: “еврейская” партия. Г. Бартельсу известно, что после того, как состоялось решение комиссаров, враждебная этому решению партия тайно отправила своих людей в Екатеринбург, и там произошло убийство Царя и Его Семьи».

22 апреля 1918 г. отряд комиссара В.В. Яковлева прибыл в Тобольск. Жильяр отмечал в своём дневнике, что в приезде Яковлева «чувствуется неопределенная, но очень действенная угроза». Узнав о приезде комиссара, Царские Дети решили, что у них будет проведён обыск, и «сожгли все письма, а Мария и Анастасия даже свои дневники». Государыня записала в дневнике за 9 (22) апреля: «Жгла письма, приводила в порядок документы».

12 (25) апреля Яковлев сообщил Кобылинскому о предстоящем увозе Государя. Полковник ответил, что пока он жив, то не даст никуда отвести Царскую Семью, если не будет уверен в её безопасности. Тогда Яковлев показал ему свои документы, мандаты и секретные инструкции. Е.С. Боткин уверял: «Советы обещали германцам освободить Царскую Семью, но немцы проявили тактичность и просили её не жить у них в стране. Нас, таким образом, отправят в Англию. Одновременно, чтобы успокоить народные массы, мы должны проследовать через Москву, где будет иметь место короткий суд над Императором. Он будет признан виновным во всем, в чём захотят революционеры, и его приговорят к высылке в Англию». Нет сомнения, что в секретных инструкциях было написано о вывозе Царской Семьи в Москву, а затем за границу. Об этом же говорят воспоминания Т.Е. Мельник (Боткиной): «Яковлев приехал, чтобы повезти по приказанию Ленина Их Величества на суд в Москву. Кобылинский ходил бодрый и веселый, и сам сказал мне, уже после отъезда: Какой там суд, никакого суда не будет, а их прямо из Москвы повезут на Петроград, Финляндию, Швецию и Норвегию».

 Памятник "Царские Дети", посвященный убитым детям последнего российского императора Николая II в монастыре Святых Царственных Страстотерпцев на Ганиной Яме. Фото: www.globallookpress.com

Предполагая в Яковлеве германского агента, Государь встретил его настороженно и категорически отказался куда-либо ехать. На это комиссар заметил, что он обязан выполнить приказ даже силой: «Вы можете быть спокойны. За Вашу жизнь я отвечаю головой. Если Вы не хотите ехать один, можете ехать с кем хотите». Узнав, что его собираются вести в Москву, Государь сказал: «Ну это они хотят, чтобы я подписался под Брестским договором. Но я лучше дам себе отсечь руку, чем сделаю это». Н.А. Соколов писал: «Государь правильно понял Яковлева. Скрываясь под маской большевика, он пытался увезти Царя и Наследника, выполняя немецкую волю. Но не Царя спасали немцы, а свои интересы». Однако Н.А. Соколов ошибался: не немецкую волю выполнял Яковлев, но волю Янкеля Свердлова.

Вскоре весть о предстоящем отъезде Государя облетела «Дом Свободы». Она произвела гнетущее впечатление на всех, но в особенности на Государыню. Для неё встал мучительный выбор: либо оставаться с больным сыном, либо уехать вместе с супругом. Императрица Александра Феодоровна сказала П. Жильяру, что она в первый раз в жизни не знает, как ей поступать. Наконец, она решилась: «Я уеду с Государем; вверяю вам Алексея». Через минуту вернулся Государь; Государыня бросилась к нему со словами: “Это решено - я поеду с тобой, и с тобой поедет Мария”. Государь сказал: “Хорошо, если ты этого хочешь”».

Последнюю ночь перед отъездом Государь записал в дневнике:

Грустно провели вечер, ночью, конечно, никто не спал»[1].

П. Жильяр отмечал, что «Государь и Государыня были серьёзны и сосредоточены. Чувствовалось, что они готовы всем пожертвовать, в том числе и жизнью, если Господь, в неисповедимых путях Своих, потребует этого для спасения страны».

На рассвете 26 апреля к «Дому Свободы» были поданы сибирские «кошевы» - плетёные тележки на длинных дрожинах, одна из которых была крытая. В пять часов утра на крыльце появились Государь с Государыней, Великие Княжны и вся свита.

Государь подошёл к каждой из дочерей и перекрестил их. Затем он простился с полковником Кобылинским, обнял его и поцеловал. Императрица произнесла: «Берегите Алексея». Повозки тронулись, выехали за ворота «Дома Свободы», которые с шумом захлопнулись. Е.С. Кобылинский вспоминал:

Уехали, и создалось чувство какой-то тоски, уныния, грусти. Это чувство замечалось и у солдат. Они сразу стали много сердечнее относиться к детям».

Несмотря на ранний час и полную секретность отъезда, несколько десятков тоболяков собралось возле губернаторского дома, чтобы проводить уезжающего Царя. По чьей-то команде они были рассеяны.

Яковлев делал всё, чтобы вокруг отъезда Царя создавалась обстановка нервозности. По этой причине уральцы решили, что Яковлев хочет увезти Государя неизвестно куда. Естественно, они стали принимать меры по недопущению этого. При этом «уральцы» просто не могли себе представить, что Яковлев ведет двойную игру по сценарию Свердлова, согласно которому действия «самостоятельных» уральских отрядов должны были «заставить» Яковлева доставить Царя в Екатеринбург.

Путь Царственных узников от Тобольска до Тюмени, где их ожидал поезд, проходил в тяжёлых условиях. Нужно было пройти в распутицу около 300 км. Император Николай II писал в своем дневнике 26 апреля:

Погода была холодная с неприятным ветром, дорога очень тяжелая и страшно тряская от подмерзшей колеи. Переехали Иртыш через довольно глубокую воду. Имели четыре перепряжки, сделав в первый день 130 верст. На ночлег приехали в село Иевлево. Поместили в большом чистом доме; спали на своих койках крепко.

Государь физически сильный и выносливый дорогу переносил легко. По дороге он часто беседовал с Яковлевым. Кучер, правивший повозкой, вспоминал: «Государь с Яковлевым вели беседы на политические темы, спорили между собой. Кучер говорил, что Яковлев “вертел” Царя, а Царь ему “не поддавался”». Яковлев отмечал, что в дороге, проезжая мимо какой-нибудь церкви, Император Николай II «очень богомольный, всегда в таких случаях крестился». Но другие пассажиры, особенно Государыня, дорогу переносили тяжело. 26 апреля Императрица записала в дневнике: «Смертельная усталость, боль во всем теле».

В дороге проявилась трогательная любовь русского крестьянина к Царю. Д.М. Чудинов, командир отряда, обеспечивающего перевоз Царской Четы, вспоминал остановку в одной из сибирских деревень: «Пока перепрягали лошадей, минут 5-7, вокруг меня собралась вся деревня - и стар, и млад. Один старик с большой седой бородой особенно пристал ко мне: - Паря, ты уж будь добр, скажи, Бога ради, куда это Царя-Батюшку везут? В Москву што-ль? - В Москву, дедушка, в Москву. Отъезжая, слышу слова старика: - Ну, слава Тебе, Господи, теперь будет порядок. Не доезжая к станку, сразу видно, что крестьяне откуда-то уже знают, что везут Романовых. На улицу вышли почти все жители».

В Покровском Государь вышел из повозки, пока перепрягали лошадей. Государь обратился к крестьянину, который вез его от Тобольска: «”Что же, дядя, лошадки-то эти твои?” Тот снял шапку и низко поклонился, а на глазах у него были слёзы. Он ответил: “Да, Царь-Батюшка, это лошадки-то мои, вот Господь привёл провести Вас на моих родных”». Государь поблагодарил крестьянина и пошел садиться на другую подводу. Матвеев подошел к мужику, который не прекращал плакать, и спросил его: «“Что же ты, старый, плачешь-то?” Он ответил мне: “Что как же, батюшка, мне не плакать, ведь смотри, вот Господь привел провести на моих-то лошадках самого Царя-Батюшку”».

Вечером 27 апреля Царская Чета и сопровождающие ее лица, окруженные кавалеристами, въехали в г. Тюмень. Утомленные нелёгкой дорогой путники вошли в уже подготовленный для них поезд. Государь записал в дневнике: «Приятно было попасть в поезд, хотя и не очень чистый. Сами мы и наши вещи имели отчаянно грязный вид. Легли спать в 10 часов, не раздеваясь».

В Тюмени Свердлов по телеграфу сообщил Яковлеву: «Поезжай в Омск. Явись к председателю совдепа Косареву Владимиру, вези все конспиративно, дальнейшие указания дам в Омске. Двигай». Яковлев вызвал начальника станции и указал ему: «Мы меняем направление, но должны скрыть от всех, что поедем в сторону Омска».

Между тем дежурный по Уральскому совету ждал телеграфного подтверждения выхода поезда из Тюмени на Екатеринбург. Но сообщения об этом не поступало. Только в 10 ч. утра уральцам стало известно, что поезд ушёл в омском направлении. Яковлев не мог не понимать, что его действия будут восприняты уральцами как похищение им Императора Николая II. Но Яковлев именно такого впечатления и добивался. 28 апреля председатель Уралоблсовета А.Г. Белобородов разослал по крупным населенным пунктам Сибири телеграмму, в которой объявлял Яковлева вне закона и приказывал: «Арестованные вместе с Николаем Романовым должны быть доставлены в Екатеринбург и сданы облсовету». Аналогичная телеграмма была послана председателем Уралсовета А.Г. Белобородовым Свердлову. Как только Белобородов объявил Яковлева вне закона, Свердлов немедленно сообщил в Екатеринбург, что ВЦИК изменил свое решение и постановил везти Императора Николая II вместо Екатеринбурга в Москву. Естественно, Свердлов не стал вдаваться в подробности, что такое решение уже существовало с 1 апреля и действовало параллельно с принятым решением о Екатеринбурге. 29 апреля 1918 г. Уральский областной совет послал Свердлову ответную телеграмму, в которой указывал, что «изменяя своё решение, ЦИК преднамеренно или нет, но всё-таки третирует Облсовет, ставя нас в невозможное ложное положение. Единственным выходом создавшегося положения считаем отдачу вами распоряжения возвращения поезда в Екатеринбург». Между тем Яковлев прибыл в Омск, где встретился со своим старым знакомым, председателем Омского совета В.М. Косаревым. В Омске Яковлев получил телеграмму из Екатеринбурга «о нежелании пропустить Государя в Москву и требованием сдать Государя Екатеринбургскому совету». То, чего добивался Свердлов, произошло: теперь он мог направлять поезд с Государем в Екатеринбург, мотивируя это решением Уралоблсовета. Ночью 29 апреля поезд двинулся в обратный путь на Екатеринбург.

Царственные Узники и их спутники, конечно, не знали о тех маневрах, что предпринимал комиссар Яковлев. Усталые от тяжёлой дороги из Тобольска в Тюмень, они легли спать, не раздеваясь, и проснулись поздним утром. К своему удивлению, они поняли, что состав двигается в Омск. Однако утром 29 апреля поезд вновь отправился в обратном направлении. «Начали догадываться, - писал Государь в дневнике, - куда нас везут после Омска? На Москву или на Владивосток? Комиссары, конечно, ничего не говорили». По пути следования у одного из вагонов загорелась ось. Поезд пришлось остановить. Пока заменяли колеса, Император, Императрица и все пассажиры гуляли довольно далеко в поле в сопровождении комиссара Яковлева.

30 апреля 1918 г. в 8 ч. 40 м. утра поезд прибыл в Екатеринбург. По словам Яковлева, когда поезд прибыл в Екатеринбург, то «екатеринбургские платформы были запружены народом», от которого раздавались призывы расправиться с Романовыми. Ситуация стала настолько угрожающей, что Яковлеву пришлось приготовить пулемёты. Воспользовавшись тем, что проходящий товарный состав отделил «царский» поезд, Яковлев увёл его «в бесчисленные пути Екатеринбургской станции, а через 15 минут мы были в полной безопасности на Екатеринбурге-2».

Этот рассказ Яковлева далёк от действительности. В воспоминаниях будущего комиссара Ипатьевского дома А.Д. Авдеева и члена Уралсовета П.М. Быкова ситуация описывается совершенно по-другому. Авдеев отмечает, что Царская Семья изначально указывала, что Царскую Чету привезли на глухую станцию «Екатеринбург-3», «чтобы отвлечь внимание публики, ожидавшей на главном вокзале». А П.М. Быков указывает: «Уралсовет перевод Романовых в Екатеринбург держал в тайне. Однако сведения о приезде Романовых распространились по городу, и на ст. Екатеринбург-1, где остановился поезд, и к дому, куда должны были поместить бывшего царя, начали стекаться любопытные. Тогда поезд передвинули вновь на ст. Екатеринбург-2».

Для Государя остановка в Екатеринбурге оказалась полной неожиданностью. До самого последнего момента он был убежден, что его везут в Москву. Когда Государю стало известно, что конечная остановка будет в Екатеринбурге, он понял, что это - ловушка. Около 15 ч. в вагон вошел Белобородов и передал Яковлеву следующий документ: «Расписка. 1918 г. апреля 30 дня, я нижеподписавшийся Председатель Уральского Областного Совета Раб. Кр.[тьянских] и Солд.[атских] депутатов Александр Григорьевич Белобородов получил от комиссара Всероссийского Центрального комитета Василия Васильевича Яковлева доставленных им из Тобольска: 1) бывшего царя Николая Александровича Романова, 2) бывшую царицу Александру Федоровну Романову и 3) бывшую великую княгиню (так!) Марию Николаевну Романову для содержания под стражей в г. Екатеринбурге. А. Белобородов, член Обл. Исполн. Комитета Б. Дидковский».

Памятник семье Императора Николая II в Серафимо-Дивеевском монастыре. Фото: www.globallookpress.com

Император Николай II вышел из вагона, подал руку Государыне, потом Великой Княжне Марии Николаевне. Было серое весеннее уральское утро. Шёл мелкий дождик. Кроме Белобородова, прибывших ожидали Дидковский, Голощёкин и Авдеев. Яковлев подошел к Белобородову и назвал по именам Государя, Государыню и Великую Княжну Марию Николаевну. Их посадили в первый автомобиль. По тихим нелюдным улицам поехали по Вознесенскому проспекту к Ипатьевскому дому. Он уже был обнесен высоким забором. Шая Голощёкин вышел из автомобиля, из первого автомобиля вышли Царь, Царица и Великая Княжна. Голощёкин заявил Государю: «Гражданин Романов, Вы можете войти». Вслед за Государем в дом были пропущены Императрица Александра Федоровна, Великая Княжна Мария Николаевна, доктор Е.С. Боткин, А.С. Демидова и Т.И. Чемодуров. Князь В.А. Долгоруков был немедленно заключен в Екатеринбургскую тюрьму. Вокруг дома собралась большая толпа. Голощёкин раздражённо крикнул: «Чрезвычайка, чего вы смотрите?». Народ был разогнан.

Как верно писал следователь Н.А. Соколов:

Нельзя думать, что Екатеринбург самовольно не подчинился Москве и сам задержал Государя. Подписывая одной рукой полномочия Яковлева, Свердлов другой рукой подписывал иное. Задержала Царя в Екатеринбурге, конечно, Москва. Свердлов обманывал немцев, ссылаясь на мнимый предлог неповиновения Екатеринбурга.

То же самое писал и другой участник расследования убийства Царской Семьи П.П. Булыгин: «Большевики перехитрили немцев, и Свердлов одной рукой, исполняя требование графа Мирбаха о вывозе из Тобольска Государя, другой делал свое заранее решенное дело - отправляя Войкова и Сафарова для подготовки Екатеринбурга к задержанию вывозимого немцами Государя».

Впрочем, немцы не очень беспокоились по поводу вынужденной остановки Царя в Екатеринбурге. На начало 1918 г. в городе находилось 22 тыс. бывших германо-австро-венгерских военнопленных, 4 тыс. из них по приказу германского командования были включены в состав Красной армии под командованием своих офицеров. Опираясь на такую мощную силу, немцы могли быть спокойны за сохранение своего контроля над Царской Семьёй. Так что Берлин на время прекратил свои требования о доставке Царя в Москву.

Примечательно, что как только Государь оказался в Екатеринбурге, Белобородов испрашивал у Свердлова: «Сегодня 30 апреля в 11 часов Петроградского времени я принял от комиссара Яковлева бывшего царя Николая Романова, бывшую царицу Александру и их дочь Марию Николаевну. Все они помещены в особняке, охраняемом караулом. Ваши запросы и разъяснения телеграфируйте нам». «Разъяснения» не заставили себя долго ждать: 3 мая Свердлов телеграфировал уральцам: «Предлагаю содержать Николая самым строгим порядком».

До Екатеринбургского злодеяния оставалось 78 дней.

---------------------------------------------------------------------------------------

[1] Дневники Императора Николая II. Т. 2. Ч. 2. С. 419.