Выньте провод из головы: Откровенно о "дистанте", COVID-19, тайном правительстве и будущем России

Откровенный разговор в первом выпуске "Империи" затронул весь спектр вопросов, волнующих сегодня патриотов-державников всех поколений: от реформ образования, создания семьи и сохранения культуры до депопуляции русских и странной "пандемии" коронавируса.

Константин Малофеев: Наша программа будет посвящена настоящему России и будущему Российской Империи. Об этом мы поговорим с теми, кому предстоит жить в Российской Империи будущего, в 2050 году.

Об отечественном образовании

Координатор академистов Никита Изюмов из Краснодара: До сих пор и в школах, и в вузах мы продолжаем советскую систему образования. Насколько, по-вашему, она эффективна и стоит ли её как-то менять?

К.М.: А что вы имеете в виду под советской системой, Никита?

Н.И.: У нас готовят вроде бы специалистов в каких-то профессиях. При этом выпускники вузов не могут применить эти знания на практике. И когда они приходят на работу – им приходится переучиваться. Потому что те знания, что дали им и в школе, и в институте, морально устарели уже лет на 50...

К.М.: Да, это большая проблема. У нас порядка 75% выпускников не работают по специальности. Это ужасная цифра. Она означает, что нет уверенности в завтрашнем дне: ты сегодня учишься и не знаешь, какая у тебя будет работа. Правительство вполне справедливо в данном случае говорит, что до 40% населения должно заниматься творчеством (они это называют креативными профессиями). Но это означает, что мы не успеваем "позавчерашним" умом выучить людей завтрашнего дня и завтрашних специальностей.

Поэтому нам нужно дифференцировать профессии по сложности, приведя в соответствие с этим делением сроки обучения. Например, профессия врача требует пяти-, шестилетнего срока обучения как минимум, и с этим ты ничего не сделаешь и онлайн не выучишься. Если ты хочешь быть учёным, физиком-ядерщиком, авиаконструктором, то тебе нужны эти пять-шесть лет. Но есть профессии, для которых четыре года сегодняшнего бакалавриата или пять лет специалитета прошлого не нужны. Для этого достаточно двух лет. Дети должны быстрее взрослеть. А мы искусственно инфантилизируем наше общество.

Вот вы вполне себе взрослые люди, с точки зрения понимания мира, можете семью завтра создать, начать работать. Но государство так не считает, на всякий случай продлевая вам эти "замечательные студенческие годы". А на выходе получаются те самые 75% молодых людей, работающих не по специальности, указанной в их дипломах. Мы обсуждали это с Министерством просвещения. Должен быть профессионалитет – этот новый термин обозначает двухлетнюю профессиональную подготовку после школы, достаточную для того, чтобы идти работать.

Разумеется, если ты хочешь стать учёным, то будешь ещё учиться всю жизнь – это совсем другой мир. Но в нём должно быть процентов 10 людей с высшим образованием, по-настоящему увлечённых, а не 75, которых мама с папой запихнули в институт, а они сами не знают, кем хотят стать.

И здесь дело не в том, что это "советская система". Придуманная на Западе Болонская система также предполагает бакалавриат четыре года, потом два года магистратуры – и это всё уже анахронизм. Он не нужен, потому что достаточно сейчас человека научить, каким образом и где получать информацию, и он сумеет на базе этой информации учиться, уже работая. Мне представляется, что, конечно, эту систему надо менять. Просто потому, что она не соответствует сегодняшней быстроте получения информации в нашей цифровой реальности.

О дистанционном обучении, ковиде и локдауне

Арина Данилова, академист, студентка РАНХиГС: Что вы думаете о дистанционном образовании?

К.М.: Я не могу сказать однозначно, что дистанционное образование это плохо или хорошо. Это инструмент. "Дистант" в школе – это, безусловно, плохо. Я много разговаривал со школьниками, со старшеклассниками. И когда спросил, кому из них понравилась "дистанционка", то 40 человек из 50 высказались резко отрицательно. Двум отличникам очень понравилось, потому что они ещё больше узнали за это время. Ну и ещё восьми балбесам она пришлась по душе, поскольку была возможность играть дома, делая вид, что они учатся.

Если же мы говорим о студентах, которые хотят и сами стремятся получить образование, потому что это их выбор, то они и с дистанционным образованием справятся, и с обычным. Если тебе действительно интересен человек, который преподаёт профессию, то даже если он по телефону говорит – ты будешь жадно вслушиваться. А можно и на семинарском занятии смертельно скучать от банальщины, которую тебе преподносит "вживую" вчерашний аспирант.

На съёмках первого выпуска "Империи". Фото: Андрей Кара / Царьград

В этой связи мне представляется, что "дистант" в школах просто невозможен, в отличие от вузов. Если мы, конечно, не говорим о локдауне, когда нас всех хотят, по Клаусу Швабу, рассадить по домам. Этого, конечно, нельзя позволять.

– А можно подробнее о вашей позиции по локдауну?

К.М.: На мой взгляд, это бред сивой кобылы, никому не нужный. Потому что мы же с вами видим цифры. Нас всех "закрыли" в первую волну, так что нельзя было выйти подышать, кроме как с мусорным ведром или с собакой. И что дальше произошло? А дальше – вторая, третья волны. Поэтому есть основания сомневаться, что очередной локдаун нам в чём-то поможет.

Я бы брал пример со Швеции, где количество смертей от ковида гораздо меньшее, чем где бы то ни было. Которая никогда не вводила локдауна: там работала экономика и не увольняли несчастных работников общепита. И при этом у них заболевших меньше, чем в Израиле, где 100% привитых, и бесконечный локдаун. Я просто привожу две крайности. Поэтому не считаю, что локдаун – это правильное решение. Хотя, безусловно, не призываю ему не подчиняться, чтобы потом вам выписывали штрафы за административные правонарушения.

Руслан Исаков, академист, студент РАНХиГС: Но тут ещё есть проблема с точки зрения государственного управления. Введение локдауна, по сути, отдано на откуп главам регионов. То есть это отчасти нарушение Конституции, когда главы регионов по своему усмотрению вводят чрезвычайное положение, как это было, например, в Бурятии в прошлом году...

К.М.: Это очень важный вопрос. Дело в том, что есть закон о чрезвычайном положении, чрезвычайной ситуации, где чётко прописано, что в этом случае должно происходить, кто что делает и что запрещено. Но никто чрезвычайного положения не вводил. Локдаун – это как бы недоЧП, как бы подготовка к нему, а значит – вне закона.

А знаете, почему не вводят этот режим? Потому что тогда замораживаются выплаты по кредитам. Вот для того чтобы банкам не пришлось в этой связи "пострадать" из-за недополученной прибыли, и не вводят режим ЧС или ЧП. Называют это локдауном. И это безобразие.

Если, действительно, у нас настолько тяжёлая эпидемиологическая ситуация, мы, может, чего не знаем, тогда называйте это честно – чрезвычайной ситуацией, мы по этому закону будем жить. А если нам не говорят, но при этом меры такие, как будто на улицах фашисты, то тогда хотелось бы понять – мы же не можем разобраться, – фашисты есть или нет? И мы каждый раз начинаем в панике смотреть на смартфоне – что они нам разрешили, а что нет. Так не должно быть.

Михаил Мещеряков, академист, студент МГИК: Я бы хотел добавить. Потому что я ещё в первых волнах работал в красной зоне. И я понимаю, какие тогда были усилия приложены к тому, чтобы как-то уменьшить цифры смертности. А сейчас они гораздо больше, чем тогда: мы каждый раз бьём исторический максимум. И при этом, я помню, люди в первую волну сидели по домам, это жёстко контролировалось, но никакого результата особо не дало. Кроме финансовых трудностей и напряжённости в обществе. Так что, мне кажется, надо другие варианты искать и прорабатывать их, а не сажать всех по домам...

О западной пропаганде

Виктор Котов, координатор корпорации академистов в Тюмени: Мы видим, что в нашей стране преобладают "продукты культуры", экспортируемые с Запада. При этом относятся они не столько к культуре, сколько к пропаганде ценностей, чуждых для русской цивилизации. Молодые люди вольно или невольно обречены вести бой с инородной культурой. И часто, сами того не понимая, становятся её заложниками. Где же наша родная, корневая, великая русская культура? Где искать её заблудившимся молодым людям?

К.М.: В книгах и фильмах. Вы можете её всегда найти, открыв произведения классиков – Пушкина, Достоевского, Гоголя, Чехова, Островского. Вся она по-прежнему там, где и должна быть. Вы можете прослушать музыку, можете сами спеть эти песни, хором или отдельно. Вы можете прогуляться по центру своего города, и там, у прекрасных особняков XIX века или восстановленных церквей, можете эту культуру найти. Она везде среди нас. Мы живём благодаря ей. Надо просто перестать смотреть на экран смартфона и оглянуться вокруг.

Константин Малофеев на съёмках первого выпуска "Империи". Фото: Андрей Кара / Царьград

Да, пропаганда навязывает западную культуру. Во времена моей юности пропаганды было не меньше, уверяю вас. Пал Советский Союз – и в этот момент нам навязывали всё американское. И если бы мы, вот такие как я, не отключились тогда от этой пропаганды, нам бы сейчас нечего было вам рассказать. Мы нашли эту русскую культуру – отыскали её под спудом жвачки и "Макдональдса". Поэтому и вы сейчас должны сами её найти. Если вы так сделаете, значит и через 30 лет сумеете рассказать следующему поколению о том, как это делается.

О народосбережении

Андрей Бевз, академист из Иваново: Мы сейчас говорим о Российской Империи будущего. Но уже через 20 лет русских в нашей стране будет меньшинство. Какой выход можно найти из сложившейся ситуации?

К.М.: Слава Богу, что официальные данные всё-таки лучше, чем ваши, и нас будет не меньшинство через 20 лет. Но так случится, если в рамках ЕврАзЭС произойдёт объединение и к нам присоединится вся Средняя Азия. Вот тогда очень быстро к 2050 году русских, действительно, станет меньше половины. Поэтому вопрос о возрождении Российской Империи в её былых границах очень нетривиален с национальной точки зрения.

А чтобы народонаселение росло, – это вопрос уже к вам. Конечно, в наших семьях должно быть трое детей и более. Я не обращаюсь, кстати, только к девушкам, потому что обычно это звучит так: "Девушки, идите рожать". Да, почти все девушки хотят выйти замуж, хотят детей. Вопрос в том, за кого и от кого. Как этот "кто-то" обеспечит твою жизнь. И не станет ли он одним из тех, "благодаря" которым мы имеем 80% разводов в новых семьях в прошлом году. Это, между прочим, самая ужасная цифра за всё время подсчётов.

Чтобы этого не случилось, нужно обеспечить, во-первых, рабочие места, во-вторых – жильё. У каждого из вас должен быть дом, а не квартира. Потому что в квартире нельзя завести большую семью – говорю по опыту. Нужен дом. А для этого должна быть ипотека, которая гасится полностью с появлением третьего ребёнка. Это значит, что сидящая дома женщина должна получать зарплату, как минимум начиная с третьего ребёнка, и в размере средней зарплаты в её регионе. Потому что она дома приносит больше пользы, чем если сидит в офисе.

Мы должны вернуть гордость имени жены и матери. Большевики в этом смысле сделали очень плохую вещь – они домохозяек превратили в работниц – вдвое нарастили рабсилу для строек коммунизма, забрав женщин из дома. В результате с семи в среднем рождений на одну русскую женщину до революции мы пришли к двум. За одно поколение! Вот что случилось. А как она может рожать, если идёт шпалы таскать? Ей некогда, да и где в бараке детей растить? В советской семье в среднем был один ребёнок. Реже – двое. А уж третий – считался чуть ли не аномалией. И эта психология ещё была в ваших бабушках, частично унаследована нашим поколением, но уже в меньшей степени.

Сейчас, с возвращением Церкви, традиционной нравственности шанс на то, что многодетных семей станет больше, повышается. Но их по-прежнему всего 5% в стране. А почему? Потому что упал уровень нравственности, потому что большинство женщин остаются с детьми на руках, после того как из семьи уходит муж. Потому что нет работы. И потому что жильё не позволяет.

Нужно решать все эти проблемы вкупе – нельзя только одну. Например, в Объединённых Арабских Эмиратах, когда человек женится, дают бесплатный дом, 25 тысяч долларов на свадьбу и 2,5 тысячи долларов навечно в качестве пособия на одного человека в семье. Они озолочены там. А при этом с 1980-х годов зафиксировано падение средней рождаемости с пяти до трёх детей ныне. А в центральном эмирате Дубай – до 2,1. То есть деньги не решают всё. Мало давать материнский капитал. Нужно повышать ответственность мужчин. А для этого должна повышаться нравственность, чтобы верующих людей было больше. И, конечно, надо повышать статус женщины-матери.

Американцы решили этот вопрос 70 лет назад, они создали стиль Pin up, когда 70 миллионов американцев из бараков вывезли в пригороды – в свои дома. С хорошими школами, с детьми, которые могут ездить на велосипедах. Для таких американских домохозяек в 1950-1960-е годы возникли сериалы. Они создали определённую эстетику, когда первый поцелуй – на выпускном вечере, и тут же свадьба. У парня в 18 лет должна быть машина. А девушка, соответственно, выходит за него замуж. Это было во всех фильмах, такой конец был обязательно. И у них рождаемость вверх пошла.

А у нас в это время по наказам Хрущёва из деревень всех увозили в города – в панельные "человейники". Ныне нам надо вернуться назад, на землю. И в этом случае у вас будет много детей. Большая семья должна стать и символом успеха человека, и главным признаком успешной политики государства.

О Православии, нравственности и пути к вере

Арина Гобузова, студентка Калужского государственного университета: Сегодня понятие  нравственности у молодых людей сильно исказилось и продолжает искажаться. Как можно с этим бороться?

К.М.: Вопрос нравственности и безнравственности на самом деле очень простой. Он вообще не про слова "традиционные ценности" и подобные бюрократические штампы. Он про то, верите вы в вечную жизнь или нет. Святитель Василий Великий говорил, что "мир сей – училище разумных душ". Училище – для вечности. И если мы так относимся к этой жизни – тогда у нас есть потребность в морали. Потому что она – пропуск в Рай.

Тогда понятно, зачем мы ведём себя нравственно, зачем соблюдаем евангельские заповеди. Если мы не верим в вечную жизнь, не верим в Божий Суд, если считаем, что наша жизнь закончится гробовой доской, то что нас ограничивает? Ничего. Поэтому, как говорил Достоевский устами своего героя в романе "Идиот": "Русский человек без Веры – дрянь, а не человек".

Студенты-академисты на съёмках первого выпуска "Империи". Фото: Андрей Кара / Царьград

Безнравственность – она ведь не только на Западе бывает. После революции 1917 года мы два десятилетия были безнравственной страной на законодательном, государственном уровне. Узаконили аборты, отменили статью о мужеложстве, половой акт приравняли к выпиванию стакана воды: утверждалось, что женщины при коммунизме, по Марксу, будут общими. И вот этот ужас происходил у нас впервые в истории человечества.

Мы это пережили, и у нас была бытовая нравственность Советского Союза времён моего детства, детства ваших родителей. Мы пришли к этому даже несмотря на официально принятую марксистскую идеологию. А сейчас у нас есть Православная Церковь, в которую вы можете прийти и узнать о том, для чего вам быть нравственными, причём с твёрдым основанием под этим.

– Константин Валерьевич, а как вы сами пришли в Церковь?

К.М.: Я пришёл в храм в 13 лет. На дворе – 1987 год, ещё был Советский Союз. Я родился и вырос в академическом городе, у нас не было церкви. Она была на даче у одного строителя, который умер и завещал её общине. И вот Пасху там встречали десять бабушек и мы с моим другом детства – ректором вашего Института культуры. Ему было 15, а мне 13 лет. Нам было очень неудобно потом христосоваться. Как советские пионеры мы такого не проходили!

Мы пришли с ним к вере "от ума", оттого, что это наша русская традиция. В перестройку уже прочли много книг, узнали про православную веру. А первые издания были репринтные, которые привозили из-за рубежа. Мы всё это изучали, и нам очень хотелось вернуться в Россию, которая на нас смотрела с этих икон и из этих книг, например из книги "Лето Господне" Ивана Шмелёва.

Для меня лично большую роль сыграл также "Властелин Колец" Толкиена. Там абсолютно христианская проповедь: Фродо несёт Кольцо как свой Крест. А затем уже как-то мы поверили, не умом, а сердцем, – но это уже глубоко личное.

О неоязычестве

Глеб Ганькин, академист, студент Московского международного университета: Как быть с увлечением неоязычеством в среде современной русской молодёжи?

К.М.: Очень злободневный вопрос, к сожалению. Язычество – это такое бессильное эхо русского национализма. Я в 1990-е состоял в Московском монархическом центре, когда мне было 16 лет, я туда вступил. Кто-то из моих знакомых и друзей был в националистической организации "Память". Оттуда началось всё это неоязычество разноситься.

Повторюсь, русский национализм без государства, без Империи – бессмыслен. А язычество – это русский национализм и ничего более. Неоязычники не хотят читать и знать настоящую, а не выдуманную ими, как фэнтези "Велесова книга", древнерусскую литературу. А она вся вышла из "Слова о Законе и Благодати" митрополита Илариона. Это такие толкиенисты, но, к сожалению, небезопасные толкиенисты. Потому что они одновременно богохульствуют и отрицают тысячелетие русской истории.

Конечно, в юности кто чем только не увлекается – игра в "сварожичей" с рунами и топориками с возрастом у нормального человека проходит, как и игра в хоббитов. Но те, кто сознательно бьют в эту точку, привлекают туда молодёжь, – это враги Государства Российского. Потому что они враги Православия, которое и делает нас Империей, которое даёт нам великую миссию. Они хотят отобрать её у нас, сделать нас просто безобидной фольклорной группой, реконструкторами.

На съёмках первого выпуска "Империи". Фото: Андрей Кара / Царьград

Уходя от Православия, мы уходим от величия. Как англичане греков увели, подсунув им фольклорных древнегреческих богов, идеал древней "Эллады". И они забыли Империю Нового Рима – Византию, забыли тысячу лет своей славы. Так же и нас хотят лишить нашей тысячелетней славы и нашего будущего.

О русских

Руслан Исаков, академист, студент РАНХиГС: "Русский" – это существительное или прилагательное?

К.М.: И то и другое. Русским может быть человек, который любит Россию, говорит на русском языке и живёт в России. А может ли быть русским человек, который русский по крови, но не любящий Россию, клевещущий на неё, стремящийся её покинуть? Ответ очевиден. Это всё, что нужно знать о национализме.

Русские никогда бы не стали имперским народом, если бы мы, как малые народы, цеплялись за кровь. В каждом из вас, безусловно, намешано много кровей. Так уж мы образовались как народ. Но поэтому мы и создали это самое великое государство в мире. Если бы мы, как малые народы, оберегали бы свою "генетическую чистоту", то и остались бы малым народом.

Вот именно потому, что многие ручьи сливаются в русском море, именно от этой нашей психологии мы говорим: "русский чеченец", "русский татарин", "русский армянин". "Русским грузином" Сталин себя называл... Вот от этого мы и есть государствообразующий имперский народ. Настоящий русский – это тот, кто любит Россию, и тот, кто относится к России как к своей главной национальной идее. К государству, а не к крови.

Пожелание Константина Малофеева студентам-академистам

Всегда читайте, думайте своим умом. Молитесь, обращайтесь к Богу. Никого больше не слушайте.

И тогда у нас обязательно всё получится.

И вы будете жить в Российской Империи XXI века.