Смена "политической веры": Цена республиканского опыта от Керенского до Сталина
Цена, заплаченная русскими за республиканский опыт в XX столетии, столь велика, что стоила русским "полжизни" и "полнации"
Русский народ при республиканском строе пережил октябрьскую революцию, церковные гонения, легализацию абортов, голод и массовые репрессии. Цена, заплаченная русскими за республиканский опыт в XX столетии, столь велика, что впору говорить о том, что эта смена "политической веры" с монархии на республику стоила русским "полжизни" и "полнации".
Монархия — идеал правильного государства
Сегодня можно нередко услышать, что Империя строилась за счёт русских, что в основном тратились именно русские национальные силы при её построении. Говорят даже о слишком высокой цене, которую русские заплатили за создание Российской Империи. И что далеко не всегда русские получали от этого строительства основные дивиденды. Это можно услышать и от коммунистов, и даже от формально называющих себя "русскими националистами". В целом же такой взгляд на Монархию характерен республиканскому мировоззрению — неважно, окрашен он в цвета социалистические или национал-демократические. Монархический и республиканский взгляды на построение государства диаметрально противоположны.
Сейчас же хочется поговорить о том, хорошо ли жилось русским при республиканском правлении, и о том, какова была цена, которую заплатили русские за республиканский опыт в XX столетии.
Керенский как учредитель нашей республики
Революционеры, добившиеся отрешения от власти Государя Императора в марте 1917 года, собирались обсуждать, какой должна быть власть на Всероссийском Учредительном собрании. Именно там должен был быть поставлен вопрос о том, будет Россия монархией или станет республикой.
Но министр-председатель Временного правительства А. Ф. Керенский считал, что ждать этого народного волеизъявления нет никакой необходимости. И, не дожидаясь созыва Учредительного собрания, 14 сентября 1917 года совершил государственный переворот.
А. Ф. Керенский от лица Временного правительства объявил в "Постановлении о провозглашении России республикой", что устанавливает новый республиканский строй и передаёт всю полноту власти себе и ещё нескольким лицам из бывшего состава правительства.
Это введение республиканского правления в России не было добровольно избираемо или проголосовано народом, а просто "провозглашено" революционной Директорией, то есть бюрократически введено неким постановлением.
При установлении республики в России не было ни народных собраний, ни парламентских заседаний, ни выборов, ни подсчётов голосов.
В теории единовластный, верховный глава республиканских государств — народ — на практике мало интересовал наших всевозможных демократов-революционеров. Смена "политической веры" была проведена "слугой народа" Керенским тихо, без какого бы то ни было привлечения самого "народа-суверена".
Ленинская большевицкая республика, спасённая "царскими" деньгами
Разгул "свободы" во время требующей величайшей дисциплины Первой мировой войны скоро сменился жесточайшим большевистским игом. Ленин навязал стране режим военного коммунизма, наплевав на все теоретически обещаемые гражданские свободы.
Республика при большевиках выпустила из народного организма целые "океаны" крови. Коммунисты погрузили страну в гражданскую войну, первыми в мире ввели государственную систему абортивной хирургии (1920 г.), разрешив советским гражданам ежегодно убивать своих зачатых младенцев миллионами.
Принудительная продразвёрстка и уничтожение марксистами частной торговли и денег поставили страну на грань абсолютного краха.
Следуя этим марксистским догмам, коммунисты чуть не выморили полстраны. Самым ярким результатом "военного коммунизма" Ленина стал широкомасштабный голод 1920-1922 годов. По данным ГПУ, весной 1922 года в Самарской губернии было зафиксировано 3,5 миллиона голодающих, в Саратовской — 2 миллиона, в Симбирской — 1,2 миллиона, в Царицынской — 651,7 тысяч, в Пензенской — 329,7 тысяч, в Татреспублике — 2,1 миллиона, в Чувашии — 800 тысяч, в Немкоммуне — 330 тысяч человек. (См.: Поляков Ю. А. 1921 год. Победа над голодом. М., 1975. С. 27.). И так во многих других регионах.
От голода умерли несколько миллионов человек. Даже советское центральное статистическое управление определило убыль населения в 1920-1922 годах в 5,1 млн человек.
Советские вожди были вынуждены униженно просить помощи у буржуазного Запада, ограбили все религиозные организации, реквизировали у всего населения золото и другие ценности и закупали на "обобществленные" средства зерно за границей.
Все эти мероприятия не помогли сохранить систему военного коммунизма, и лавинообразные ухудшения жизни в советской стране всё равно заставили большевиков временно отказаться от своих социалистических планов и ввести НЭП.
Советские "соцзнаки", которые наши ленинцы, как верные марксисты, упорно не хотели называть деньгами, быстро обесценивались. Параллельно выпускались "червонцы", которые стали своеобразной городской валютой, недоступной и дорогой для всей остальной крестьянской массы. При этом пришлось легализовать дореволюционные царские рубли как платёжные средства (с 1922 года официально).
Но большевистские "червонцы", выпускавшиеся, естественно, с советской символикой, иностранные государства и предприниматели не хотели брать. Советская власть, недолго думая, начала чеканить на Монетном заводе... царские золотые червонцы с изображением убитого ими Государя Императора Николая II. И на эти "царские" деньги Советы покупали за границей всё им необходимое.
По сути, эти "царские" деньги и огромные, отобранные у населения материальные средства и спасли советский режим от краха.
Сталинская республика — самая долгая из самых кровавых диктатур
Народные силы по-разному использовались в Империи и в СССР. Подданный Императора не жил в состоянии постоянной мобилизации, перманентных политических чисток, раскулачиваний, расказачиваний, не испытывал на себе кровавых диктатур "пролетариата", запретов изучать свою историю и прочих "радостей жизни". Их отсутствие давало возможность населению расти на три-четыре миллиона в год, собирать 70-90 млн тонн зерновых, увеличиваться народному богатству в среднем на 5% в год, а также иметь неипотечный кредит от 2,9% до 4%.
Гражданин же СССР, при Сталине испытывавший все эти радости, перестал размножаться, отучился работать, а народное богатство, всё ещё создаваемое им, активно растрачивалось на всевозможные поддержания коммунистических и развивающихся режимов по всему миру и на экономические и политические эксперименты внутри страны. Из базовых сословий Российской Империи дворянство и священство были практически истреблены, крестьянство зачахло, будучи прокручено через мясорубку борьбы с религией, коллективизации и войны.
Бездарная внешняя политика Сталина привела к тому, что Советский Союз воевал практически один на один долгие три года с нацистской Германией и её союзниками. Сталин так и не смог заставить до 1944 года англичан и американцев открыть второй фронт, как это было при Государе Николае II, с первых дней во время Первой мировой войны. Отсюда и громадные потери минимум в 28 миллионов.
Советские солдаты, взятые в плен между Балтийским и Чёрным морями осенью 1941 года. Фото: www.globallookpress.com
Русская цена за республиканский опыт в своей истории
Культ революционного поиска нового и практический радикализм республиканского сознания крайне дорого стоил русскому народу. Иван Ильин как-то проводил сравнение между республиканцем и монархистом, используя аналогию из религиозной области. Для него этими сходными подобиями монархиста и республиканца были теист (верящий в личного Бога) — для первого, и пантеист (растворяющий Божество в мире) или деист (не признающий личного Бога) — для второго.
Двуглавый орёл: Как Временное правительство оставило Россию без герба
Собственно, суть республиканского сознания и состоит в том, что оно не имеет нужды, потребности в персонификации или олицетворении власти. В полноценных республиках типа Швейцарии часто власть не имеет никакого "лица". Республиканское сознание центробежное, стремится к удовлетворению своего личного "я", уходит от "службы", безответственно. Республиканец смотрит на власть, если можно сказать, материалистически-прагматично, власть — это то, что должно работать, функционировать. Власть для республиканца — скорее машина, институция, что-то безжизненное, безэмоциональное, что не требует в ответ ни чувства, ни переживаний. Власть для республиканца, в конце концов, — что-то бесчеловечное, что-то, что необходимо оградить от человеческого влияния. Республика принципиально не доверяет человеку во власти, старается обставить присутствие человека во власти всевозможными противовесами, разделением властей, законами, ограничениями в функционировании.
Можно ли сказать, что, пройдя столетний республиканский искус, русские стали по своему психотипу и по своим убеждениям республиканцами?
Я убеждён, что нация, один раз сформировавшаяся как религиозная и психологически-поведенческая общность, не способна к переменам в своих базовых, исторически оформившихся предпочтениях.
Мы по-прежнему не относимся к власти холодно-рассудочно, прагматично и сухо-рационально. Мы по-прежнему не склонны к политиканству. К тому горделивому, свойственному республиканцам самомнению, что именно они творят власть в обществе.
Наши русские взгляды на власть всё так же иррациональны, безрассудны и трансцендентны. Мы по-прежнему хотим видеть во власти отцовские нотки, патриархальную заботу. Интуитивно желая видеть в лице, персонифицирующем собою понятие власти, "спасительного человека".
Как писал Иван Ильин, наше русское представление о власти неизменно
патриархально, «фамилиарно», может быть, даже «патримониально»; оно склонно переносить строй семьи в государство, а строй монархии — в семью".
Мы всё так же склонны трактовать власть как область священную, связанную по-особому с Небом, в стиле "сердце царево в руце Божией".
Сто прошедших лет не сделали нас республиканцами, мы всё те же "царисты" — кто убеждённый, а кто стихийный. Невозможно поменять национальные психологические предпочтения, сформированные многовековой историей. И здесь нечего стыдиться. Это наше величайшее достоинство, которое, надеемся, пригодится нам в будущем.