"Позор России": храм – символ освоения Сибири разваливается на куски
Корреспондент телеканала Царьград увидел церковь Успения Пресвятой Богородицы. Она была построена указом Петера Первого. Это самое старое каменное здание восточнее Енисейска.
За Байкалом есть церковь, которая еще при закладке стала символом освоения Сибири и Дальнего Востока. Церковь Успения Пресвятой Богородицы в селе Калинино Нерчинского района Забайкальского края. Храм, построен в 1712 году, ровесник Петербурга и самое старое сохранившееся каменное здание восточнее Енисейска.
Забытый край
Сам Петр Первый в 1706 году дал разрешение на закладку монастыря и при нем каменного храма. А уже в 1714 всего через два года после завершения работ, Петр запретил каменное строительство в стране. Все каменных дел мастера отправились строить Петербург. И долго еще после забайкальской церкви каменные здания возводились только в новой столице.
С просьбой о строительстве монастыря обратился к Петру один из первопроходцев сибирских, Никита Варламов. Он просил ради старших своих товарищей:
Ныне те служивые люди за старостью лет от службы отстранены, желают постричься, а в Нерчинску де монастыря не бывало и по се время нет.
А места те спокойные и суровые одновременно. Гармония и прелесть походной жизни. Шилка степенно течет. Долина с покосами. Хребет со скалами и суровой тайгой на одном берегу. Сопки невысокие сливаются со степью на другом берегу. Хорошее место, чтоб в старости подумать о прожитой жизни.
Содержать Дашкова несходно до смерти
Монастырь построили в пяти верстах от Нерчинска около протоки текущей из Шилки и Нерчи. В том месте, где за полвека до того высадились из лодок и возвели первый Нерчинский острог казаки из сотни Петра Бекетова. Вокруг возникло село, монастырь назвали Успенским, а село стало Монастырское.
Через тридцать лет построят Петропавловск-Камчатский (1740). Через сто с лишним лет Благовещенск (1856) Хабаровск (1858) и Владивосток (1860).
Служил монастырь и местом ссылки. Здесь после лживого доноса провел последние годы жизни бывший митрополит Ростовский, вице-президент священого синода Георгий Дашков. Указом императрицы Анны Иоанновны предписывалось содержать Дашкова "несходно до смерти, под крепким караулом, никого к нему не допуская, а пищу и одежду давать наравне со всеми монахами".
…До храма доедешь, а там тепло
Оглядываясь назад, кажется, что события проносятся с невероятной скоростью. И прожитые жизни укладываются в несколько строчек, в записи церковных книг, в две даты, разделенные черточкой.
А кто-то целую жизнь с рождения и до самой смерти провел рядом с этим храмом. Крещен был в нем. Смотрел на белые стены, на купола деревянные. Слышал звон. Ходил на службы. Детей крестил. Зимой дрова возил с ближней пади.
Снега в этих местах мало, а холодно сильно. Снег с песком скрипит под ногами. Морда у лошади вся в инее. Едешь верхом, слезу холод вышибает. В воротник высокий завернешься, только бы не уснуть и не свалиться, а лошадь дорогу знает.
До храма доедешь, там тепло. Печь натоплена, вечером служба будет. Рукавицы с холода пахнут так, что на всю жизнь запах этот, с запахом свечей, лампад и конским потом смешанный в памяти останется. Зима долгая. И жизнь казалась долгой. А в старости было большим утешением из окна своего дома видеть храм, где ребенком был крещен.
Колокол долго торчал из земли…
Больше двухсот лет служили в церкви. Это примерно семь поколений получится. Семь поколений! А в те времена-то до седьмого колена и знали своих родичей.
А потом другие времена настали. Вот так вспоминали дети последнего настоятеля Успенской церкви 1929-й год:
Сверху, с необыкновенной конусообразной высоты стен смотрят ангелы. Мы становимся возле возвышения, огражденного позолоченным барьером, рядом стойка с бархатистой темно-вишневой накидкой с блестками. Хочется все потрогать руками. Рядом узорчатые дымящиеся кадила.
В 1930 году церковь закрыли. И воспоминания детей становятся другими:
Стекла выбиты, на окнах только узорчатые решетки. Гуляют сквозняки. Порывы ветров ворошат обрывки бумаг. Вдоль стены сундук с развороченной крышкой. В нем шнурованные листы рукописей – даты, названия месяцев, имена и фамилии селян. Мы забралась по винтовой лестнице на колокольню. 40-пудовый колокол висит без языка, удается дотронуться рукой и ощутить его холодный металл.
Вскоре колокол был сброшен и, пробив каменную плиту, треснувший, долго торчал из земли…
Символ разрухи
В 1923 году приезжал в Монастырское всесоюзный староста, выступил на митинге, рассказал, как всем надо дальше жить, и село переименовали. В Калинино. А церковь переделали в сельский клуб, в склад, в загон для скота. И из детской памяти ушел запах воска.
Несколько поколений ходило в школу мимо брошенного храма. В игры играли у стен, по которым ползли трещины. Дрались. Напивались на свадьбах и на поминках. Разрушающийся храм и дальше оставался символом происходящего.
А сейчас. Несколько крестов совсем упали. Кровли давно нет. Купола вкривь. По стенам трещины от пола до верха. Руку просунуть можно. На куски разваливается. Писатель и краевед Константин Михайлов в открытом письме к министру культуры Ольге Любимовой назвал отсутствие внимания храму "позором России".
Лет семь назад был организован сбор пожертвований на реставрацию церкви. Говорят, собрали то ли 10, то ли 15 миллионов. Даже проекты какие-то начали делать. Но что-то работ никаких так и не начали.
Много людей в крае, и за его пределами готовы помогать. Ремонт трехсотлетней церкви дорог. Сложные технические и организационные решения. Паствы большой в округе не собрать. Забайкалье – край не шибко людный. Но только история эта не про Забайкалье. История про страну. От края до края.
Церковь эта и дальше будет символом освоения Сибири и Дальнего Востока. И глядя на неё можно будет понимать, что та земля стране - неотъемлемая часть или забытый край?
P.S. Несколько лет назад социологи опросили жителей села Калинино подворно - хотели бы они возвращения названия селу Монастырское, 100% высказались "за".