Оболганный Кутузов

Вот уже четыре года по российскому интернету гуляет фейк – две пули в голову помогли Кутузову победить Наполеона. Мол, американские учёные доказали: из-за ранений, полученных в молодые годы, фельдмаршал страдал серьёзным нервным расстройством, приведшим к вялости и пассивности поведения, именно поэтому сдал Москву и тем Бонапарта погубил. А будь на его месте кто-то более здоровый и отважный, он бы непременно стал бы сражаться за столицу, проиграл, и Россия была бы побеждена. В общем, Россию в священный 1812 год спасло то, что её главнокомандующий был заторможенным полуидиотом.

«Пуля в голову спасла Россию», «Михаил Кутузов – как два ранения в голову помогли победить Наполеона»… Начавшаяся в 2015 году волна «сенсаций» не схлынула и по сей день, тем более что «американские учёные доказали». Значит, точно так оно и есть.

Журналисты с большими или меньшими ошибками пересказывали публикацию в журнале Neurosurgical Focus под названием «Две пули в голове и зима: судьба предопределила Кутузову разгромить Наполеона в Москве». Авторами указаны Сергей Кущаев, Евгений Белых, Якив Фищенко, Аляксей Салей, Олег Тейтельбойм, Леонид Шабатуров, Марк Крузе (единственный в группе не медик, а гуманитарий, хотя работа требовалась преимущественно гуманитарная – сбор и анализ источников) и Марк Пройль – последний и является руководителем группы, которая решила связать ранения Кутузова и его стратегию в 1812 году, большинство же членов группы – авторы российские и, как бы это помягче сказать… украинские.

В статье утверждается, что исследователи реконструировали направление ранивших Кутузова пуль и пришли к выводу, что они задели лобные доли мозга военачальника, и это привело к поведенческим нарушениям, связанным с синдромом лобных долей: пассивности, вялости, нерешительности, вызываемым левосторонним поражением лобных долей. Авторы статьи цитируют весьма язвительные записки генерала Александра Ланжерона, касающиеся поведения Кутузова в ходе Рущукской кампании (1811-1812 гг.), его «нерешительности и лени физической и нравственной, которая часто и была помехой в его действиях».

Фото: Globallookpress

Не будь в поведении Кутузова этих дисфункций, полагают авторы, он, скорее всего, решил бы сражаться за Москву и, вероятно, потерпел бы от Наполеона поражение. При этом заслуга, что Кутузов остался жив после ран, несовместимых с жизнью, полностью приписывается авторами французскому хирургу Массо, практиковавшему передовые для своего времени методы лечения, – именно он якобы спас обречённого Кутузова. 

Заодно, на случай, если вылитой уже грязи не хватит, Кутузова ещё и обвиняют немножко в распущенности и даже в педофилии, вызванной… всё теми же ранениями. Как сочетаются в одном флаконе лень и нерешительность с желанием «скакать козлом», авторы не уточняют.

Итак, блестящий маневр Кутузова и его выигрышная стратегия – всё это, по мнению группы Пройля, результат нервных нарушений после ранения, а самим фактом, что он остался жив, Кутузов обязан французскому врачу…

Перед нами классический случай клеветы, замешанной на невежестве и банальных подтасовках. Главная из них – абсолютно ложные, произвольные, ни на чём не основанные «реконструкции» ранений Кутузова, где входные и выходные отверстия указаны так, что пуля и в самом деле не могла бы не задеть мозг. Только откуда «американские учёные» с украинскими фамилиями брали данные для своих реконструкций? Могила Кутузова в Казанском соборе не вскрывалась, его череп не исследовался, поэтому единственного стопроцентного доказательства у нас в руках нет.

Приходится судить по данным письменных и изобразительных источников. У нас есть письма, записки, доклады о Кутузове, его прижизненные или написанные вскоре после кончины портреты. Никакие из этих источников не дают оснований для тех реконструкций ранений, которые сделали «американцы», – напротив, они прямо противоречат им.

Пуля «между глаза и виска» и чудо-спасение

Первое из ранений Кутузов получил 24 июля 1774 года в сражении под Шумой. После измены России крымского хана Сахиб II Гирея турецкие войска десантировались у Алушты 18 июля 1774 года. Турки заняли Алушту и Ялту.

Они перекрыли проход из центрального Крыма на побережье, соорудив укреплённый камнями вал, прикрытый рвом. К побережью выдвинулись 7 батальонов русской пехоты под командованием генерал-лейтенанта В. П. Мусина-Пушкина, который принял решение атаковать турок в лоб. Каре гренадёров Московского легиона прорвало турецкие позиции, выбило неприятеля из траншей и захватило две пушки. Сражение не имело продолжения, так как тем же вечером пришла весть о заключении Кючук-Кайнарджийского мира, события турецкого десанта развивались тогда, когда война уже формально закончилась.

При этом штурме вражеского ретраншемента и был ранен командир гренадёрского батальона подполковник Кутузов. Что же конкретно произошло? В своей реляции командовавший армией в Крыму генерал Долгоруков сообщал:

Ранены: Московского легиона подполковник Голенищев-Кутузов, приведший гренадёрский свой баталион, из новых и молодых людей состоящий, до такого совершенства, что в деле с неприятелем превосходил оный старых солдат. Сей штабофицер получил рану пулею, которая, ударивши между глазу и виска, вышла на пролёт в том же месте на другой стороне лица…

В изданных в 1820 году Сергеем Глинкой «исторических анекдотах» со ссылкой на ещё живых свидетелей ранения сообщалось, что Кутузов стоял на камне над штурмуемым турецким рвом и с этого камня упал раненый без чувств, прямо на тела убитых.

Первоначально никто не мог предположить, что после такого страшного ранения Кутузов выживет, однако, когда стало известно о его чудесном выздоровлении, Михаил Илларионович удостоился монарших милостей: Екатерина II удостоила его ордена Святого Георгия IV степени, а также велела дать ему годичный отпуск и оплатить на счёт казны его лечение за границей, при этом высказавшись так: «Надобно беречь Кутузова, он у меня будет великим генералом».

Никакой достоверной информации о том, кто и как спасал Кутузова, не сохранилось. Хирург Массо, которому «американцы» приписывают все заслуги, разумеется, лечить его не мог, поскольку в этот момент двадцатилетним юношей жил во Франции и прибыл в Россию лишь после 1785 года.

Есть сообщённое Ланжероном предание, что лечивший Михаила Илларионовича доктор шесть недель продержал его в комнате, куда не проникало никакого света. «Он (Кутузов. – Прим. Царьграда) мне рассказывал, – пишет Ланжерон, – что во время своего путешествия в Голландию он узнал, что один знаменитый профессор хирургии и анатомии должен был защищать диссертацию относительно ран и доказать, что рана, которую будто бы, как говорили, получил Кутузов, есть не что иное, как сказка, потому что с такой раной трудно остаться в живых и уже невозможно сохранить зрение. Кутузов отправился его слушать и после лекции профессора встал и сказал ему перед всей аудиторией: "Господин профессор, вот я здесь и вас вижу"». Была ли такая история в действительности, сказать с достоверностью невозможно, так как хитрый Михаил Илларионович любил и приврать, и подшутить на собеседником.

Группа Пройля придаёт этому ранению особое значение, так как, на её взгляд, именно тогда турецкая пуля повредила лобные доли кутузовского мозга, превратив военачальника в полуидиота. Для того чтобы доказать это повреждение, горе-исследователи идут на прямую фальсификацию исторических данных. Согласно их «реконструкции», пуля вошла в голову Кутузова за левым виском и вышла над правым глазом.

Это утверждение противоречит всем имеющимся у нас письменным и изобразительным данным. Непосредственный участник событий Долгоруков сообщал, что пуля ударила «между глазу и виска» и прошла навылет. Иными словами, пуля раздробила левую глазничную кость. Это же подтверждают и прижизненные портреты Кутузова. Большая часть живописцев, конечно, старались затушевать кутузовские шрамы, для этого его изображали в профиль, со стороны здорового левого глаза и никаких повреждений попросту не отмечали. Но есть и исключения. Это гравюра Сент-Обена (1813), где подчёркнута раздробленная левая глазничная кость; это портрет работы Р. Волкова (1813), где раздробление этой кости подчёркнуто чуть менее выразительно, но вполне ясно; в анонимной немецкой гравюре основное внимание уделено как раз закрывашемуся правому глазу, но вдавленность на месте левой глазничной кости тоже вполне ясна. Даже молодой портрет 1777-1782 года, где, несмотря на ранение, Кутузов смотрит «в оба глаза», обозначает лёгкую вдавленность на месте левой глазничной кости.

Таким образом, живописный канон изображений Кутузова единодушно помещает его первую рану на левую глазничную кость, раздробленную турецкой пулей. Никаких опровержений этой традиции группа Пройля не сделала. Она попросту её проигнорировала. Нарисовав входное отверстие там, где ей было удобней для того, чтобы пуля задела лобные доли мозга. Между тем если пуля вошла там, куда указывают отчёт Долгорукого и портреты, то она вовсе на задела лобных долей, пройдя значительно ниже (для совершенно не знающих анатомии читателей поясним – лобные доли мозга расположены не за глазами, а над над ними).

«Первое  ранение в голову у М. И. Кутузова произошло 24  июля 1774  г. в  Крыму близ Алушты. Входное пулевое отверстие располагалось между глазом и виском слева, выходное отверстие соответствует той же области справа. В результате ранения наступило косоглазие правого глаза. Определить степень снижения зрения не представляется возможным», – подчёркивает исследователь кутузовских ранений М. Тюрин, и он, безусловно, прав, а горе-реконструкторы из группы Пройля – нет. Базовая гипотеза «американских учёных» о повреждении лобных долей Кутузова покоится на фантазии, если не сказать прямо – фальсификации данных о первом ранении Кутузова.

Кутузов не был «одноглазым»

Кстати, опровергнем попутно ещё один устоявшийся миф – об «одноглазом Кутузове». Несомненно то, что зрение Кутузова после ранения полностью сохранилось. «Пуля пролетела сквозь голову, в левый висок, и вышла у правого глаза, но не лишила оного… глаз несколько искосило», – писал в 1814 году первый биограф фельдмаршала Филипп Синельников.

Одноглазый Кутузов с повязкой поперёк лица – фантом популярной культуры, возникший в советском кино под влиянием популярного английского фильма «Леди Гамильтон», где со столь же неисторичной эффектной повязкой щеголял другой победитель французов – адмирал Нельсон.

Михаил Кутузов. Фото: Globallookpress

После ранения Кутузов косил правым глазом, однако серьёзное ухудшение зрения обозначилось только в старости, после 1805 года, тогда же глаз фельдмаршала, по всей видимости, начал иногда закрываться. Однако сквозь всю обширную переписку Кутузова проходят жалобы на болящие глаза, а не глаз. Даже в ноябре 1812 года, за полгода до смерти, он жаловался дочери: «Глаза мои очень утомлены; не  думай, что они у меня болят, нет, они только очень устали от чтения и письма». М. Тюрин определяет заболевание Михаила Илларионовича как «нервно-паралитический кератит, сопутствующий синдрому верхне-глазничной щели».

Ещё один аргумент против теории «синдрома лобных долей», которым якобы страдал Кутузов и который и был мнимой причиной его победы над Наполеоном, – поведение военачальника в период между первым и вторым ранением.

В поступках Кутузова нет ничего от приписываемой ему недоброжелателями в последующие годы апатии и нерешительности. Во время знаменитой поездки Екатерины II по Тавриде «командир Бугского егерского корпуса скакал по полю на чрезвычайно горячем коне. Подозвав к себе Кутузова, Императрица с улыбкой сказала ему: "Благодарю вас, господин генерал! Отселе вы у меня считаетесь между лучшими людьми и в числе отличнейших генералов. Запрещаю вам ездить на бешеных лошадях» (Петров А. К биографии Светлейшего князя Голенищева-Кутузова-Смоленского // Военный сборник. 1900. Т. 3. С. 8). Родео на бешеных лошадях под южным солнцем – это, прямо скажем, не то, чего мы ожидаем от людей с травмой левой лобной доли.

«Судьба бережёт голову Кутузова на что-нибудь необыкновенное»

Ранение 18 августа 1788 года под Очаковом нанесло Кутузову новый серьёзный удар, но могло ли оно повредить его мозг?  Во время турецкой вылазки австрийский дипломат и любимец Екатерины де Линь подозвал М. И. Кутузова к амбразуре, чтобы лучше обозревать неприятеля. Когда русский генерал подошёл, ружейная пуля поразила его в щёку почти близ того самого места, в которое он был ранен в 1774 году при Шуме. Кутузов схватился руками за рану и сказал де Линю: «Что заставило тебя подозвать меня к этому месту в сию минуту?» Доктора рядом не было. Кутузов после ранения продолжал отдавать распоряжения командиру полка по отражению вражеской атаки, но от кровопотери он чувствовал слабость. Его вывезли с поля боя.

Невольный виновник ранения Михаила Илларионовича де Линь писал императору Иосифу II: «Вчера опять прострелили голову Кутузову. Я полагаю, что сегодня или завтра он скончается». Однако ничего подобного не произошло, и на сей раз Кутузов действительно оказался в руках отличного хирурга – француза Жана Жозефа Ксавье Игнатия Антуана Исидора Массо, назначенного Потёмкиным главным хирургом русской армии. Благодаря записке хирурга мы точно знаем о характере ранения. Его записка о состоянии здоровья генерала была приложена к письму, адресованному Потёмкиным чрезвычайно волновавшейся о Кутузове Екатерине.

Влагаю здесь записочку о ране генерал-майора Кутузова. Судьба ево получать тяжелые раны. Он несказанно обрадован, что Вы об нем изволите спрашивать,

– писал князь Таврический.

В написанной на французском языке записке Массо сообщал: «Его Превосходительство Господин Генерал Кутузов был ранен мушкетной пулей – от левой щеки до задней части шеи. Часть внутреннего угла челюсти снесена. Соседство существенно важных для жизни с поражёнными частями делало состояние сего Генерала весьма сомнительным. Оно стало считаться вне опасности лишь на 7-й день и продолжает улучшаться».

Кутузов остался жив после двух ран, смертельных по всем правилам науки медицинской. Если бы мы сами не были свидетелями, то сочли бы рассказ о ране Кутузова сказкой. Видно, судьба бережёт голову Кутузова на что-нибудь необыкновенное, если она уцелела после двух столь страшных ран,

– писал позднее Массо.

И снова реконструкторы группы Пройля делают произвольное предположение, что пуля вошла в лицо под левым глазом, выйдя ниже затылка. Никаких оснований для такого предположения не дают ни записка Массо, где говорится о сносе внутреннего угла челюсти, ни изображения Кутузова – никаких шрамов под глазом на них не отмечено. Зато и Волков, и Сент-Обен обозначают тенью провалившуюся в результате разрушения части челюсти щеку фельдмаршала. Известные нам прижизненные изображения Кутузова, по возможности щадя оригинал, намечают шрам или провал в центре щеки, чуть ближе к задней её части. Его можно уловить и у Волкова, и у Сент-Обена, ещё более явно обозначен шрам на гравюре Готвуда, где он отрисован именно как шрам; ясны следы ранения в щёку на анонимной немецкой гравюре 1813 года и чрезвычайно нелицеприятной миниатюре Розентреттера.

Пуля вошла в левую щёку отнюдь не под глазом и вышла из шеи, но мозга и тем более его лобных долей не задела и задеть не могла. Да и не мог бы Кутузов, получив пулевое ранение, задевшее мозг, отдавать приказания егерям и обмениваться колкостями с де Линем. Таким образом, второе ранение Кутузова ещё менее даёт оснований для построений «американских учёных» о «синдроме лобных долей».

Стараниями Массо ли или благодаря своей чудесной судьбе, но Кутузов вернулся в строй очень быстро, уже в начале 1789 года, а в 1790-м проявил чудеса храбрости и стойкости при штурме Измаила, лично возглавив штурмовую колонну. Тогда же он прославился и своим аппаратным хитроумием, дав повод Суворову для знаменитого афоризма: «Хитёр, хитёр. Умён, умён. Никто его не обманет».

На самом деле Суворов сказал: «Так, он умён! Очень умён! Сам Рибас его не обманет». А поводом послужили следующие обстоятельства – командовавший под Измаилом флотилией де Рибас решил самостоятельно взять крепость десантом с моря и «обскакать» тем самым и Суворова, и Кутузова, и прочих военачальников. Имея в виду эту цель, он попросил у Суворова сухопутные войска, которые погрузил на борт кораблей, выгрузив пушки на дунайский остров. Эта «хитрость» ставила под угрозу весь суворовский план штурмовой операции. Разгадав замысел де Рибаса, Кутузов сообщил его Суворову, тот лично проверил информацию и приказал адмиралу выгрузить войска и вернуть назад пушки.

Никаких поведенческих изменений, которые говорили бы о повреждении лобных долей мозга, мы не наблюдаем у Кутузова ни после первого, ни после второго ранения.

В ходе кампании против Наполеона в Австрии в 1805 году проявились те военные хитрости Кутузова, которые составили характерную особенность его полководческого почерка в 1812 году. После сдачи австрийцев при Ульме Кутузов отступает, оставляет Вену (сдавать неприятелю столицу для той эпохи не было чем-то экстраординарным и отнюдь не означало поражения в войне), морочит Мюрату голову переговорами о капитуляции и за это время успевает оторваться от французов на два перехода.

Пожалуй, ни один военный историк не обвинял Кутузова за эту кампанию в медлительности, пассивности и нерешительности, напротив – он проявил максимум энергии и изворотливости, чтобы вывести свою армию из-под удара. Когда в 1812 году накануне Бородинского сражения Наполеон воскликнул: «Вот оно, солнце Аустерлица!» – он имел в виду, что, как и в 1805-м, долгая погоня за Кутузовым окончится сражением, в котором он рассчитывал одержать сокрушительную победу.

Однако эта кампания привела к ухудшению здоровья Кутузова, так как его блестящие маневры закончились трагическим поражением при Аустерлице – против этого сражения Кутузов возражал. В ходе сражения он был ранен в третий раз, шрапнелью в правую щеку, аккурат под травмированный глаз, и состояние этого глаза начало ухудшаться, однако до конца он так никогда и не ослеп.

Русский генерал глазами француза

Характеристика Кутузова французским белоэмигрантом генералом Ланжероном, на которую особенно уповает группа Пройля, относится к 1811 году, когда Кутузов воевал против турок в Румынии и мастерскими маневрами полностью разгромил турецкую армию при Рущуке и Слободзее и принудил султана к миру, также на деле далека от образа пассивного, нерешительного, не знающего, что предпринять, человека.

«Сначала он прямо поразил меня своей неутомимой деятельностью, к которой мы совсем не привыкли, но его энергия скоро остыла, и обычная леность по-прежнему вошла в свои права» – ни о каком постоянном отсутствии энергии, как видим, речи вести не приходится, а периоды активности и хандры – пожалуй, ещё более выраженные, – имелись, к примеру, у князя Потёмкина Таврического, которого в голову никто никогда не ранил.

«Кутузов участвовал во многих сражениях и получил уже настолько опыта, что свободно мог судить как о плане кампании, так и об отдаваемых ему приказаниях. Ему легко было различить достойного начальника от несоответствующего и решить дело в затруднительном положении, но все эти качества были парализованы в нём нерешительностью и ленью физической и нравственной, которая часто и была помехой в его действиях. Однажды, в битве, стоя на месте, он услыхал издалека свист летящего снаряда; он настолько растерялся, что, вместо того чтобы что-нибудь предпринять, даже не сошёл с своего места, а остался неподвижен, творя над собой крестное знамение», – пишет Ланжерон. Здесь очевидно, что француз просто не понял психологии русского генерала – ни личной, ни национальной – и приписывает лени и растерянности то, что объясняется христианским смирением и уверенностью религиозно настроенного Кутузова, что без воли Божией ни один волосок с головы не упадёт.

«Вставал он очень поздно, ел много, спал 3 часа после обеда, a затем ему нужно было ещё два часа, чтобы прийти в сознание» – тут Ланжерон противоречит не только многочисленным свидетельствам, что из-за проблем с кишечником Кутузов ел один раз в день, но и самому себе. Постоянно сонный, переутомлённый старик у него в то же время выступает как сексуальный гигант с гаремом. Ситуацию с юной Луксандрой Гулиано француз тоже оценил неверно. «Луксандра Гулиано была не простая валашка, а дама из высшей знати, принадлежавшей к прорусской её группировке и этой самой группировкой Кутузову преподнесённая в дар и залог их тесного единения», – отмечает современный автор.

Прямо противоречит действительности утверждение Ланжерона: «Эта же лень его простиралась и на кабинетные дела, и для него было ужасно трудно заставить себя взяться за перо». Переписка Кутузова огромна – одни только письма жене и дочери составляют обширнейший корпус документов. Письма, приказы и распоряжения только за период командования Дунайской армией, когда с ним общался Ланжерон, – это сотни и сотни документов. При этом случаи, когда письмо составляется другой рукой из-за боли в глазах, оговаривались Михаилом Илларионовичем специально: «Прошу тебя рукою Кудашева (зять М. И. Кутузова), потому что глаза мои очень утомлены...»

Как Кутузов на самом деле победил Наполеона

Ошибочно и широко распространённое убеждение публики (не без помощи «Войны и мира» Толстого и экранизаций этого романа), что Кутузов был пассивен на Бородинском поле, не имея никакой ясной стратегии. Напротив, Бородинское сражение было стратегическим маневром, в котором Кутузов на голову превзошёл Наполеона.

Кутузов поставил Бонапарту своего рода ловушку – он построил войска так, что в любой момент русская армия могла отступить. Наполеон больше всего боялся очередного отхода русских. И это лишало французов возможности провести любимый Бонапартом охватывающий маневр, который привёл бы только к возобновлению погони. Пришлось атаковать русских в лоб. Правый фланг и центр Кутузова стояли прикрытые рекой Колочей и возвышенностями. Они был практически неуязвимы. Левый фланг составляла позиция под командой Багратиона, включавшая в себя флеши и батарею Раевского. И именно этот фланг, находившийся под командой талантливого генерала, мечтавшего сражаться, и начали атаковать в лоб французы.

Наполеон I. Фото: Scherl / Globallookpress

Фактически всё Бородинское сражение состояло из лобовых атак французов на русский левый фланг, в которых Наполеон потерял большую часть своей лучшей французской пехоты. Сперва в лесу под Утицей были разбиты дивизии Дессе и Компана, затем при штурме флешей был ранен самый компетентный из наполеоновских маршалов – Даву, что серьёзно повлияло на ход сражения. Маршал Ней, узнав о трудностях у соседей, тоже перенёс удар своего корпуса на флеши, тем самым упустив единственную возможность разбить русских, ударив в пустоту между флешами и курганной батареей. На флешах начинается лобовая стычка двух сильнейших армий мира. Не будь Багратион смертельно ранен, этот день, не исключено, стал бы днём поражения если не лично Наполеона, то его маршалов. Но и без того за ничего не значащие тактические продвижения на поле – скорее даже «сдвигание», чем взятие русских позиций, – французы расплатились практически полным выбиванием своей пехоты (батарею Раевского к концу дня пришлось штурмовать с помощью кавалерии). Наконец, сражение привело к чудовищными потерям Наполеона в офицерском и генеральском составе (соотношение убитых офицеров – 480 у французов к 211 у русских, по генералам – 48 у французов к 23 у русских). Такие потери были в ту эпоху практически невозобновимыми.

То есть ещё до оставления Москвы Кутузов нанёс Великой армии Наполеона смертельное ранение, и дальше оставалось лишь выждать, когда враг обессилеет. Уступка столицы как гигантской ловушки была вполне оправданным ходом, тем более что Кутузов, конечно, не планировал в ней апокалиптического пожара – таковой целиком и полностью на совести губернатора Ростопчина и самого фельдмаршала откровенно шокировал. Кутузову было бы вполне достаточно, чтобы, очутившись в Москве, за тысячи километров от надёжных баз, подорванная наполеоновская армия начала бы разлагаться. Наполеон был, несомненно, мастером оперативного искусства, но Кутузов превзошёл его как стратег, и уж конечно не потому, что эмоционально и интеллектуально отупел после ранений.

До конца своих дней Кутузов находился в отменной интеллектуальной форме, был человеком обширного острого ума и фантастической памяти, что показывает, к примеру, мгновенное опознание им пленного французского генерала Боволье: «В Главную квартиру князя Кутузова в Полотняный Завод близ Калуги князь Кудашев, его зять, привёл взятого в плен вскоре после Малоярославца генерала графа Боволье. Услышав фамилию генерала, Кутузов призадумался. – „Не родственник ли вы тех Боволье, которые играли такую выдающуюся роль в вандейской кампании и один из которых подписал письмо к её величеству императрице Екатерине II с просьбою оказать помощь против республиканцев?“ – „Письмо это подписано мною в качестве генерал-интенданта и президента высшего совета армии“. – „Это вы и есть! Ну, очень рад, что вы мой пленник: вам будет оказано всё уважение, которого вы заслуживаете“. Кутузов прибавил, что читал с большим интересом историю вандейской войны. Он много расспрашивал генерала Боволье о французской армии, о Москве, о Наполеоне. <…> Прощаясь с Боволье, Кутузов сказал ему: «Ваш Наполеон – чистый разбойник: я отправил к нему 40 французов, взятых в плен на аванпостах, – он отказался принять их! Мне-то что же с ними делать? Его поведение ужасно. Он нисколько не заботится о нации, которой всем обязан» (Записки современников о 1812 годе (граф Боволье). С. 24–25).

И тот же Кутузов делился с Боволье мнением, что раз Наполеон присылает к нему в ставку дипломатов типа Лористона для переговоров, то с ним нетрудно будет справиться. То есть в 1812 году Кутузов вёл всё ту же политико-дипломатическую игру, что и в 1805-м. И тут и там он оставил ради выигрыша времени и позиции столицу. Конечно, оставлять собственную столицу – Москву – было куда сложнее, чем чужую – Вену, но никакой вызванной травмой эмоциональной тупости для этого было не нужно. А говорить о трусости или робости фельдмаршала в ситуации, когда для оставления столицы от «лукавого царедворца» требовалось куда больше смелости, чем для сражения под её стенами, и вовсе не приходится.

Таким образом, сенсационная попытка «американских» (на самом деле по большей части российских и украинских) учёных объяснить особенности стратегии Кутузова в 1812 году последствиями ранения, якобы задевшего лобные доли мозга и вызвавшего соответствующий синдром, должна быть признана совершенно несостоятельной.

Ранение под Шумой 1774 года, когда мозг военачальника теоретически мог быть задет, реконструировано авторами с грубыми искажениями. При этом известное нам поведение Кутузова в период между двумя ранениями никак не подтверждает наличия синдрома лобных долей.

Ранение 1788 года также реконструировано с ошибками и в любом случае не могло задеть лобных долей мозга. Привлекаемый для подтверждения наличия синдрома источник – мемуары генерала Ланжерона – необъективен и противоречив, к тому же даёт материал для прямо противоположных суждений. Роль выдающегося хирурга на русской службе Массо также преувеличена – он сыграл огромную роль в спасении Кутузова после второго ранения, но к лечению после первого, ставшего настоящим медицинским феноменом, не был и не мог быть причастен.

Российские СМИ, которые распространяют произвольные построения в американском журнале как сенсационный жареный факт, делают это, конечно, не из интереса к родной истории. А, напротив, из русофобского желания очернить что-нибудь, что ещё не очернено. Отечественная война 1812 года, как одна из самых ярких страниц национальной истории, конечно, находится у очернителей под постоянным ударом. То публикуются «откровения» актёра Понасенкова, то парамедицинские легенды… Что поделать – у лакеев нет героев.