Царская Семья. Последние 77 дней. 1 мая 1918 года

После тяжелой изнурительной дороги из Тобольска в Екатеринбург Царская Чета и ее спутники очень устали. 18 апреля (1 мая) в дневнике Государя отмечается: «Выспались великолепно. Пили чай в 9 часов. Аликс осталась лежать, чтобы отдохнуть от всего перенесенного». Государыню мучили боли в сердце и голове. Великая Княжна Мария Николаевна читала своей Августейшей матери «Духовное Чтение».

Царская Чета была доставлена в Екатеринбург в разгар нового праздника «Первомая», официально именуемого праздником «Освобожденного Труда», который по времени совпадал с Вальпургиевой ночью. Войдя в дом, Государыня поставила на одном из оконных косяков свой любимый знак гамматического креста, и сделала надпись: «17/30 апреля 1918 года».

Государь, Государыня и Великая Княжна Мария Николаевна были помещены в особняк № 49, расположенный в Екатеринбурге на углу Вознесенского проспекта и Вознесенского переулка, владельцем которого был Н.Н. Ипатьев. Примечательно, что тюремщики заранее объявили Государю, что его помещают именно в дом Ипатьева. Николай II записал в своем дневнике, что они со станции поехали в «приготовленный для нас дом — Ипатьева». Вскоре ему было присвоено зловещее имя Дома особого назначения. Первые впечатления о новом месте пребывания Государь отразил в дневнике:

Дом хороший, чистый. Нам были отведены четыре большие комнаты: спальня угловая, рядом столовая с окнами в садик и с видом на низменную часть города и, наконец, просторная зала с аркой без дверей».

Ипатьевский дом был окружён длинным дощатым трехметровым забором. Позже позади этого забора был построен второй, так, что они оба образовывали двойное окружение Ипатьевского дома, полностью скрывая его от посторонних глаз. Когда Царская Семья вошла в дом, она была подвергнута обыску. Государь писал в дневнике, что «осмотр был подобный таможенному, такой строгий, вплоть до последнего пузырька походной аптечки Аликс. Это меня взорвало, и я резко высказал свое мнение комиссару».

Дом Ипатьева, не сохранившийся до наших дней, в подвале которого (внизу слева), была расстреляна царская семья. Фотохроника ТАСС

Т.И. Чемодуров вспоминал, что обыск проводил Б.В. Дидковский и А.Д. Авдеев, причём один из них «выхватил ридикюль из рук Государыни и вызвал этим замечание Государя: “До сих пор я имел дело с честными и порядочными людьми”. На это замечание Дидковский резко ответил: “Прошу не забывать, что вы находитесь под следствием и арестом».

1 мая оказалось, что, несмотря на то, что «дом хороший, чистый», он плохо подготовлен к проживанию: не работали канализация и водопровод. В дневнике Царя отмечается: «Хотелось вымыться в отличной ванне, но водопровод не действовал, а воду в бочке не могли привезти. Это скучно, так как чувство чистоплотности у меня страдало». У екатеринбургского совдепа было достаточно времени, чтобы устранить эти неисправности. Их возникновение довольно странно, так как дом Ипатьева до размещения в нем Царственных Узников был жилым. В первый же день пребывания в Ипатьевском доме Царская Семья столкнулась и с первыми притеснениями. Император Николай II записал в дневнике: «В садик сегодня выйти не позволили! Погода стояла чудная, солнце светило ярко, было 15⁰ в тени, дышал воздухом в открытую форточку».

На 1918 г. в Екатеринбурге насчитывалось немногим более 80 тыс. жителей. Когда фронт развалился, то Екатеринбург захлестнула волна дезертиров. Постоянные экспроприации, насилия и расстрелы, чинимые над мирными жителями большевиками, сделались в 1918 г. обычным явлением. Кроме того, Екатеринбург был охвачен уголовным террором. В.П. Аничков вспоминал:

В Екатеринбург из Кронштадта прибыла сотня матросов, «красы и гордости Русской революции». Начались обыски по квартирам. Производились они почти всегда ночью, часов с одиннадцати. Храбрые вояки врывались в квартиры с ружьями наперевес и начинали все перерывать. Обыватели абсолютно не знали, что можно было держать, а что — нельзя. Официально искалось оружие, но брали обычно все, что нравилось. Сопротивлявшихся или тащили в совдеп, или, что еще было редкостью, пристреливали на месте».

Одновременно в столице «Красного Урала» спокойно уживалась бывшая Николаевская академия Генерального штаба, переименованная в Военную академию Рабоче-крестьянской Красной армии. В марте 1918 г. она по приказу Л.Д. Троцкого была эвакуирована из Петрограда в Екатеринбург и насчитывала около 300 слушателей. Нахождение Академии в Екатеринбурге по времени почти полностью совпало с пребыванием там Царской Семьи и ее убийству.

Памятник в Екатеринбурге на месте убийства Царской Семьи. Фото: www.globallookpress.com

1 мая улицы и площади города оглашались революционными песнями, пьяными криками и ночью светились от многочисленных иллюминаций, кинематографы были переполнены, в них шли митинги-концерты. Закладывались основы будущих первомайских демонстраций. Звуки Первомая долетали и до окон Ипатьевского дома. Словно отвечая на них, Царская Чета ежедневно читала Евангелие, ведь шла Страстная Неделя. Императрица Александра Феодоровна отмечала в своём дневнике: «Н. читал нам в течение дня Евангелие». Государь так же писал о своем чтении Евангелия: «По утрам и вечерам Св. Евангелие вслух в спальне».

Государь отмечал в дневнике:

Разместились следующим образом: Аликс, Мария и я втроем в спальне, уборная общая, в столовой — Н. Демидова, в зале — Боткин, Чемодуров и Седнев. Около подъезда — комната караульного офицера. Караул помещался в двух комнатах около столовой. Чтобы идти в ванную и WC, нужно было проходить мимо часового дверей караульного помещения. Вокруг дома построен очень высокий дощатый забор в двух саженях от окон: там стояла цепь часовых, в садике тоже».

Великая Княжна Мария Николаевна писала З.С. Толстой: «Устроились пока хорошо. Домик маленький, но чистый, жаль, что в городе, потом сад совсем маленький. Когда приедут другие, не знаю, как мы устроимся, комнат не очень много. Я живу с Папой и Мамой в одной». В другом письме, написанном Марией Николаевной Великой Княжне Ольге Николаевне в Тобольск, говорится: «Пишу тебе, сидя у Папà на койке. Мамà еще лежит, т. к. очень устала и сердце… Спали мы втроем в белой уютной комнате с четырьмя большими окнами. Солнце светит так, как у нас в зале. Открыта форточка, и слышно чириканье птичек. Кругом деревянный забор, только видим кресты на куполах церквей, стоящих на площади».

1 мая председатель Уралоблсовета А.Г. Белобородов сообщал в Москву Я. Свердлову:

Романовы содержатся под строгим арестом, свидания абсолютно посторонним не разрешаются. Челядь и Боткин на одном положении с арестованными. Князь Василий Долгорукий, епископ Гермоген — нами арестованы».

Уже к 1 мая была выработана так называемая «Инструкция по ДОНу», устанавливавшая арестантский режим, которому подвергались «а) сам б. царь и его семья, б) и те лица, которые изъявят свое желание разделить с ним его положение». Инструкция предусматривала, что «с момента перехода лиц в ведение областного Совета, всякое свободное сообщение их с волей прекращается. Прекращается точно так же и свободное сношение с Романовыми, каких бы то ни было лиц, находящихся на свободе». Инструкция запрещала вести любые посторонние разговоры с Заключёнными, а также отвечать на вопросы заключённых. Запрещались любые контакты с «посторонними лицами» и любые свидания.

Прогулки разрешались ежедневно на установленный комендантом срок. На деле это разрешение часто нарушалось. «На прогулку выходят все вместе. Перед тем, как вывести заключенных на прогулку, комендант дает приказание усилить караул на месте прогулки расстановкой постовых во все углы прогульного двора, а также на балконе». Прогулка по саду «разрешалась только 1 раз в день, в течение 10-15 минут; во время прогулки весь сад оцеплялся караулом». Вся переписка перлюстрировалась «лицом, специально уполномоченным на это президиумом областного Совета». Т.И. Чемодуров свидетельствовал:

В Ипатьевском доме режим был установлен крайне тяжелый и отношение охраны прямо возмутительное, но Государь, Государыня и Великая Княжна Мария Николаевна относились ко всему происходившему по наружности спокойно и как бы не замечали окружающих лиц и их поступков».

До убийства оставалось 77 дней.