Возрожденный Цезарь не пощадил зрителя

Полутьма, хлысты, со свистом опускающиеся на обнаженные спины бичуемых, скрежетание саксофона, иерехонский гул духовых, толпы скандирующие славословия обожествленному кумиру. И обелиск последнему в виде… флакона дорогих духов. Тяжелая выжимка из реальности, спрессованных тысячелетий, эпох, и все во имя того, чтобы показать одно: страстная человеческая натура не меняется. Потому-то Шекспир актуален всегда, и будет актуален до тех пор, покуда живет человечество. Как для самого Шекспира были вполне себе актуальны хитросплетения политики и связанных с нею интриг Первого Рима, что спустя столетия звучали как бестселлер, словно светская хроника, которую еще не придумали для повседневного развлечения обывателя. Но уже дурачили того, с размахом и предельным цинизмом, впрочем, как и за столетия до, и столетия после.

Это актуально, и не потому, что выходит на сцену под выборы: выборы как таковые существуют всегда, - прокомментировал свой авторский замысел "Царьграду" худрук театра "Модерн" Юрий Грымов. - Дать кому-то руку для рукопожатия или не дать. Костюмы, которые вы увидите во время постановки на артистах – это собирательный образ, что-то там есть от Византии, что-то - от русской истории, что-то от японской и даже вьетнамской традиционной одежды… Так я поступил специально, чтобы, наверное, запутать зрителя, а когда он запутается, то не станет задаваться вопросом: где это происходит? И будет просто следить за людьми на сцене. Здесь не нужно привязываться к конкретному времени и стране. Это про всех нас. Ничего не меняется. Мир не изменился и не изменится".

Действительно, появившаяся 114 лет спустя на российской театральной сцене постановка шекспировского "Юлия Цезаря" - это целиком авторское видение Юрия Грымова. Здесь он выступил не только в качестве постановщика, но еще сценографом, и хореографом, художником по свету, и музыку, звучавшую в ходе спектакля, тоже подбирал он. Возможно поэтому зрелище получилось предельно цельным, стопроцентно отвечающим задумке режиссера, вызывающим именно те эмоции, на которые он, видимо, и хотел спровоцировать зрителя.

Фото: Телеканал "Царьград"

Я хотел сказать о том, что главным героем этой истории в моей интерпретации является народ, - отметил режиссер. -  Это очень важно. Его можно обмануть, и он обманется. Его можно повести не той дорогой, и он признает, а потом осудит, тех, кто вел его. Да, это текст Шекспира, но сознательно купированный нами, в том числе и потому, что в оригинале пьеса идет шесть часов. То есть Шекспир первым придумал своего рода сериальную версию спектакля, и когда вы читаете ее, то постоянно ловите себя на мысли, что, вот это мы уже обсудили три страницы назад, почему я вижу это снова? А все потому, что люди время постановки оригинальной пьесы приходили и уходили из шекспировского театра Глобус... А мы уместили ее в два с половиной часа. И мне кажется, что сегодня правильно именно так. Те, кто любят археологию – читайте пьесу, а спектакль – это мой угол зрения, мой и коллектива театра".

И спектакль получился тоталитарным. По звучанию. По ритму. По подаче. Цезарь, чье имя исступлённо скандирует толпа, выходит малорослым, патлатым, латескно-голым мужичком. И уже ничего не добавишь, ибо предельно ясно, что "не сотвори себе кумира". А вот над его телом Марк Антоний забрасывает в толпу популистские лозунги, возбуждая в людях бунт против заговорщиков, и сразу понятно, что толпа купится и сметет убийц Цезаря. Тут без вариантов, даже если не знать не то, чтобы текста шекспировского произведения (многие ли, действительно знают?), но и надлежащих перипетий античной истории. Как было понятно до того, что Гай Кассий в исполнении великолепного Игоря Яцко, ненавидит Цезаря и исключительно из зависти к нему таки подобьет и Брута, и Цаску на совершение кровавого убийства, где все, вот аккурат каждый из них, запачкают руки в крови. И будут потом разглядывать свои окровавленные ладони – понятная метафора. До предела понятная.

Последняя постановка "Юлия Цезаря" состоялась в 1903-м году, ставили Станиславский и Немирович-Данченко, ставили с успехом, но, несмотря на это ее, кстати, запретили, - рассказывает Юрий Грымов. - Потому что всю последовавшую за тем у нас продолжительную историческую эпоху было принято, что политик должен быть эдаким дедом морозом, хорошим, чистым, принципиальным. А в пьесе говорилось о том, что политики – это тоже люди, которые очень часто бывают совсем неправы, и они нередко совершают преступления. Потому понятно, почему произведение долгое время было запрещено".

Зрителю, посмотревшему "Юлия Цезаря" на площадке "Модерна" в день показа тоже было понятно. И яблоку, как принято говорить, в зале было негде упасть. Вот только на финальном выходе артистов никто не вставал, да и криков: "Браво!" звучало немного. Потому как Грымов – прекрасный визуализатор, вооружившийся прекрасными артистами, замечательной музыкой, первоклассным материалом, не оставил зрителю пространства для рефлексии. Может быть, мы за последние годы слишком привыкли к многочисленным хитрым планам. И возможно приучили себя к тому, что обманываться – это вполне себе неплохо. Но смотреть в очередной раз в зеркало без ретуши и визуальных эффектов, без возможности оправдаться, хотя бы перед самими собой – тяжелое занятие. Редко кому приносящее радость.