"Топтание около нуля": Экономику России сдвинуть можно – рецепт рывка есть

Юрий Пронько: Я внимательно наблюдаю за Поднебесной, а сейчас ещё читаю книгу Си Цзиньпиня, где изложены основополагающие принципы политической, экономической системы Китая. И я восхищаюсь, потому что 30 лет назад, в той нашей стране, которую развалили, наши стартовые позиции были значительно лучше, чем у Китая.

Можно даже говорить о синхронности запуска реформ в одной и в другой стране. Теперь Китай – это экономика номер один. И это очевидно, спор о том, что всё-таки американцы занимают первую позицию, лживый.

Безусловно, в Китае есть масса проблем, там есть и бедные, там есть и нищие, и это никто не скрывает, но чётко в программах партии и правительства – это звучит именно так – есть сроки по выводу 50 миллионов китайцев из нищеты в бедный класс, затем из бедных – в средний класс и так далее. Реально есть стратегические планы развития Поднебесной до 2050 года.

А у нас в России всё как-то непонятно. Или наоборот – всё понятно: топтание около нуля и даже отрицательный рост.

Я честно скажу: мощный экономический рост в Китае поражает. Ведь их первых накрыла пандемия, и удар был очень жёсткий. И карантинные меры в Поднебесной были очень жёсткие. И там, действительно, можно схлопотать срок, если не исполняешь предписания властей. А теперь +7%. Я, когда увидел эти контрольные цифры, я обалдел. А что у нас вот, на ваш взгляд, в России?

Константин Бабкин: А у нас отсутствие воли, отсутствие идеологии, отсутствие экономической политики. И, соответственно, мы будем топтаться на месте.

– То есть никакого +7% в обозримой перспективе  у нас не будет?

– Я осторожный оптимист и с этой позиции всё оцениваю. В этом году у нас сменился председатель правительства. Стало лучше, на самом деле.

–  Лучше? А можете обосновать, чем лучше?

– Скорее, это осторожные надежды. Я работаю в сельхозмашиностроении, для нас каждый год стоял вопрос, получит ли дальше поддержку наша отрасль, будут ли выделяться деньги на развитие механизации села. И каждый декабрь качались весы, и мы не знали, в следующем году нам уменьшать производство на 30% или, наоборот, наращивать на сколько-то.

– Такая разница, то что 30%?

– Да. Сейчас уже принят проект бюджета на три года и на эти три года на нашу программу выделено финансирование. Это значит, что более или менее мы будем развиваться, сельское хозяйство будет дальше механизироваться. Это – один из примеров. Но денежно-кредитная политика осталась прежней, хотя ключевую ставку снизили. Она была 15, сейчас там 4 с небольшим. Но все равно она, эта ставка, запредельная.

– В ближайшую пятницу навряд ли она снизится, в связи с этими событиями вокруг инфляции.

– Руководство Центробанка осталось тем же, с той же своей идеологией. Но, тем не менее, ключевая ставка – она самая низкая за несколько лет. Налоги повышаются. Хотя при этом Задорнов ругается, но налоги-то повышаются для богатых, с 13 до 15 процентов для богатых подняли ставку. Это не самое трагичное повышение налогов. Раньше как-то бедных больших наказывали.

– Богатые как покупали яхты, и это мы видим на примере Мордашова, так и продолжают их покупать.

– Да, с налогами как бы не очень показательно. А во внешней торговле, на самом деле… Конечно, ВТО – это всё звучит, мы там члены мирового разделения труда, и идеология такая словесная осталась прежней. Но, на самом деле, протекционизм уже есть. Тот же Гутенёв, а это не последний человек в промышленной политике, он говорит: мы будем защищать наш рынок самолётов. Есть надежда, что постепенно для МС-21 и для других российских продуктов, ну, какие-то ниши на российском рынке будут закреплены.

– То есть вы считаете, что всё-таки разворот происходит? Но при этом вы говорите и о том, что +7%, как в Китае, мы ещё долго не увидим.

– Нам надо бы развернуть политику градусов на 90, ну, даже на 100, туда вот. А повернули в правильную сторону всего на 5 градусов.

– То есть шанс вернуться к тому, что было, сохраняется.

– Да. И вот, опять же, положительный признак, что Чубайса сдвинули, с многосотмиллиардной корпорации.

– Сдвинули-то недалеко.

– Недалеко, но это тоже 5%. Но до 70% всё равно далеко, нам вот туда надо повернуться, а мы вот так поворачиваемся. Тем не менее движение в положительную сторону есть, и это в меня вселяет оптимизм.

– Вы подчеркнули, что вы занимаетесь сельхозмашиностроением. А начиная с прошлой недели, главная тема – рост цен. Критика идёт со всех сторон. Мальчиком для битья, и пусть уж никто не обижается, выбран министр экономического развития господин Решетников. Который, чтобы не выпасть из зоны русского литературного языка, до прошлой недели особо ничем и не занимался.

Как он сказал: у нас есть мониторинг. На что господин Путин ответил, что нечего ему сказки рассказывать. Что, на ваш взгляд, первично в сложившейся ситуации? Почему этот рост произошел?

Если вы скажете, что объективное явление, то тогда, простите, во лжи я могу обвинить и госпожу Набиуллину, которая нам рассказывает про рекордно низкую инфляцию, и господина Решетникова, который ничего не сделал для того, чтобы ситуацию улучшить. А сейчас выясняется, что у государства, и это мы с вами знали всегда, регуляторных функций более чем достаточно. Причём действовать не обязательно кнутом, можно и фискалкой, и льготами, и преференциями, и теми же экспортными пошлинами и так далее. Что реально? Вот, взгляд Константина Бабкина.

– Почему они удивляются, что народ у нас живет бедно и не может себе позволить еду? Они 30 лет повышали налоги. Но они же не заботились о развитии производства, а боролись с инфляцией, повышали налоги, повышали всякие НДПИ, тем самым делая и бензин, и удобрения, и транспортные услуги, и цены на электричество – всё дороже, а цены всё выше и выше. Людям не давали заработать. И такая политика продолжается. Хотя чуть-чуть и стало лучше.

– То есть идёт сопротивление Мишустину?

– Не то чтобы Мишустину, а у него есть воля, но пока налоговая система действует ещё та, которая создавалась Чубайсом. Финансовая политика контролируется соратниками Чубайса. Денежно-кредитную политику тоже контролируют соратники Чубайса. Мишустин пытается что-то поправить. Но пока мы идём в неправильном направлении. К тому же там-то цена на нефть скакнула или упала, или цены на металлы на Лондонской бирже как-то изменились, или конъюнктура руды поменялась. Всё это на нас, как на сырьевую державу, как экспортёра непереработанного сырья, очень сильно влияет. И где-то на бирже металлов чихнули в Лондоне – и повышаем налоги. Вот это ещё одно проявление нашей такой слабой, зависимой экономики. Чему тут удивляться? Другое дело, что применяются неправильные методы. Зафиксировать рост цен… Я не пойму, мы что, капитализм строим или социализм.

– По-моему, мы ничего вообще не строим. У нас "-изм" какой кому угодно.

– Я бы отметил ещё один положительный момент. Пару лет назад хлеб тоже дорожал. И тогда правительство сразу затормозило экспорт зерна, тем самым сбивая оптовую цену на зерно и забирая деньги у крестьян. Сейчас на этот шаг власти пока не решились. Но предложили: давайте-ка остановите цены. Если за три месяца цены на продовольствие не снизятся, мы тогда только будем ограничивать экспорт.

– Хотя разговоры такие ведутся. Как один из вариантов.

– Да. Это положительный момент для меня. То есть не сразу стали грабить крестьян, а как-то вот, пока вот там давайте, посмотрим.

– Неплохо вы сказали: не сразу стали грабить крестьян, а так решили… Слушайте, ну, ладно, хвостик отрубим сейчас на один сантиметр. Посмотрим, если недисциплинированные, не осознают, ну, рубанём еще на два сантиметра. А ещё не осознают – тогда рубанём окончательно.

– У крестьян вот они грозят рубануть. А Мордашов, который с яхтой, у него никто хвостик не собирается рубить, про повышение налогов на металлургов никто не говорит, а ведь металл за два месяца подорожал на 26%.

– Более того, любые попытки очень жёстко пресекаются. И начинается очень мощная атака.

– Абсолютно, сразу.

– Я правильно понимаю, что вы не верите в то, что фиксация цен даст какой-то положительный результат?

– Нет, конечно. Да и как? Положительный результат, решение проблемы – это активизация экономической активности. Дать людям работать, зарабатывать. Для этого надо не повышать, а снижать налоги. Для этого надо радикально снизить ключевую ставку. Для этого надо заниматься протекционизмом.

– А Набиуллина вам скажет: ну куда ещё-то?

– В ноль. В Европе вообще отрицательная ставка.

–  И на это вам скажут: вы финансовый экстремист, вы хотите нас по миру пустить.

– Их – это кого, Набиуллину? У меня не хватит на это фантазии.

– Константин, на ваш взгляд, если развернуть политику в пользу производства, то, как вы говорите, один из ключевых моментов – изменение фискальной политики, снижение налогов. Но Минфин вам на это может сказать: а за счёт чего мы будем финансировать те же социальные статьи? Как уже заявил Задорнов, с точки зрения социальной справедливости – всё правильно, а с точки зрения бизнеса? Мы не можем планировать свой бизнес, дальнейшую деятельность. Где правда, где домысел или лукавство?

– Ну, лукавство, конечно. Когда Задорнов был министром финансов, при нём налоги пёрли только вверх. И он это приветствовал. А сейчас, когда чуть-чуть, на 2%, подняли налоги на богатых, он сразу начал вопить. Или ещё налоги на финансовые спекуляции сейчас собираются ввести, на депозиты. Это тоже для него, важного спекулянта и руководителя банка "Открытие", стало проблемой. Но когда производство душили налогами – это его вообще никак не волновало. На мой взгляд, если правительство скажет: мы будем снижать налоги, это надо приветствовать. Хотя вроде как обещали не трогать налоги, но вот теперь снизят. И это хорошо для экономики, я не буду возражать.

– А чем замещать выпадающие?

– Чем замещать? На самом деле разговоры про дефицит бюджета – это лукавство. У нас "ненефтяной бюджет", они придумали такое слово несколько лет назад. То есть нам говорят: то, что мы продали нефть за границу и получили доход, – это всё не ваши доходы. Вы их не заработали, это мы оставляем там же, за границей, скажем, в Америке. Всё, что, вот, собрали мы с вас – с сельского хозяйства, со студентов, с работяг – это и есть бюджет. Ой, смотрите, не хватает денег. Надо ещё побольше где-то налоги поднять.

– Вы имеете в виду вот это бюджетное правило, которое они придумали? Так это же афера вообще беспрецедентная. Нет, она прецедентная, нечто подобное существует и в других странах. Но такой наглости – да, действительно, не встретишь нигде.

– Звучит вроде так хорошо – ненефтяной бюджет. Ну да, мы все хотим слезть с "нефтяной иглы", иметь ненефтяной бюджет. Звучит хорошо. Но в этом лукавство есть – то, что мы сырьё, металлы продали – это всё не ваши деньги, это вон на яхты Абрамовичу или кому ещё – вот, Мордашову. А с вас – ну, давайте теперь с вами поговорим.

– То есть вы считаете, что деньги есть.

– Деньги надо вернуть. В Стабфонде накоплены 600 миллиардов долларов, это астрономические цифры. Во-первых, эти деньги надо вернуть из других стран. Во-вторых, придавливая экономику вот этими налогами, вы сужаете базу налогооблагаемую. А если вы снизите налоги, а также измените денежно-кредитную политику, измените внешнеторговую политику – вы дадите наконец экономике вздохнуть. Вы дадите возможность людям работать, зарабатывать, производить товары, продавать их. Экономика будет расти, как в Китае. И вот этих низких налогов – вы с большого пирога соберёте гораздо больше, чем с маленького пирога высоких налогов.

– Но это же надо брать на себя ответственность, это же надо рисковать. А кто там будет рисковать, Набиуллина, или Силуанов, или Решетников? Я просто там не вижу тех, кто готов рискнуть.

– Я думаю, даже не в риске дело. А в том, что они живут в другой парадигме. Им вот этот маленький пирожок, российский – это нормально, он не должен быть большим. Они живут в масштабах мировой экономики. Где-то там блуждают по океанам. Для мирового разделения труда зачем России большой пирог? Ну, пусть он такой будет, маленький.

– Зато китайцы решили, что им нужен большой пирог. Причём, чем больше, тем лучше с каждым годом.

– Кстати, Трамп тоже хотел американский пирог увеличить. Но ему не дали.

– И мы видим, где он оказался.

– А мировые спекулянты, эти финансисты, они сегодня здесь, завтра там в Лондоне, послезавтра в Швейцарии.

– Вы занимаетесь реальным производством. И это реальная экономика. Мы-то с вами помним и 30-летней давности события. Вам не обидно, как промышленнику, когда вы видите развитие Китая, где оказались они, а остались мы?

– Это ужасает, конечно. В конце 90-х годов мы проводили одну из наших сделок. Надо было взять автомобили на АЗЛК, отвезти "Москвичи" в Сибирь и продать в Китай. И их с руками вырывали у нас, а мы зарабатывали на этом прибыль как посредники.

– То есть это было совсем недавно. А теперь китайские автомобили сюда гонятся.

– А у нас теперь вообще нет АЗЛК. И смешно рассуждать о покупке китайцами наших автомобилей. Здесь китайцы совершили огромный скачок. И конечно, это позор для нас, это унижение.

– Что делать с доходами? Я почему про Китай спросил. Потому что там тоже очень большая дифференциация в доходах. Есть очень богатые. Кстати, члены ЦК КПК, как бы странно это ни звучало. В том числе небезызвестный предприниматель, который создал всем известную крупную электронную торговую площадку. Это с одной стороны. С другой стороны, конечно, есть в Китае и очень бедные районы, где люди едва сводят концы с концами.

Но в России, на мой взгляд, сложилась иная совершенно ситуация. То есть у нас население примерно в 10 раз меньше, чем в Китае. При этом ресурсы, богатства – да всё, что хочешь, есть. Но тем не менее именно нам принадлежит макроэкономическое новое определение, которое на Нобелевку можно номинировать. Это не мои слова, а слова Голодец, которая, правда, из правительства сбежала в Сбер, лопатой грести деньги у Грефа.

Так вот, она сказала: у нас в России мы получили новый вид человека – работающий нищий. То есть человек может в России работать и быть нищим. Сводить концы с концами еле-еле. Вот здесь как решать вопрос? Это же всё взаимосвязано, в том числе с вашей деятельностью. То есть вы завязаны на аграриев. Аграрии завязаны на покупательную способность, на потребительский спрос и, в конце концов, на доходы граждан. Или здесь тупиковая ситуация?

– Нет, ну в чём тупиковая?

– Я за этим наблюдаю седьмой год подряд: с 13-го года реально располагаемые доходы падают. Все делают вид, что всё нормально. Но далеко это не нормально. И, кстати, вот эта президентская фраза о том, что у людей нет денег на покупку продуктов, собственно, подчёркивает, что он понимает, о чём идёт речь. Видит ситуацию за той лапшой, которую пытаются нам повесить.

– У меня рецепт один: давайте развивать реальный сектор экономики, давайте развивать его через производство, необходимо дать людям возможность зарабатывать. Экономический рост всегда и везде приводит к росту доходов населения. Сразу или почти сразу. Вот, например, Китай изменился на наших глазах. Я помню, как по телевизору показывали: все на велосипедах, все в одинаковой одежде, и за плошку риса, как нам рассказывали, все живут и работают. Сейчас в Китае, после этого бурного развития, доходы жителей значительно превысили доходы россиянина.

Поэтому мой рецепт – надо дать людям возможность зарабатывать. А это значит – изменить налоговую, денежно-кредитную, внешнеторговую политику. Конечно, надо смотреть, чтобы эти самые доходы более или менее равномерно распределялись, а не только у олигархов оставались. И в то же время надо перестать издеваться над образованием.

– Вы не верите Грефу, да? Вы не верите в цифровизацию?

– Греф для меня – это символ вот этой самой политики, которая ведёт к деградации. Или даже один из её создателей.

– Он считает, что мы должны перейти в постиндустриальное общество.

– Да, он это твердит. Под этим лозунгом убивали нашу промышленность: это всё отсталое, всё это надо закатать в асфальт, как нам говорили. Здесь должны быть какие-то стартапы. Чубайс тот же "Роснано" возглавлял: что-то мы сейчас такое изобретём, что всем станет хорошо. Но это фальшивка, инновация без бурлящей экономики – она никому не нужна. Её негде применять. Даже если что-то они изобретут, в чём я сильно сомневаюсь, то это что-то будет применяться в Китае, в Америке, где-то там, где для этого есть условия. А здесь они условия все закатали в асфальт.

– Как вы считаете, с точки зрения развития, агропромышленный комплекс может стать таким локомотивом? В нынешних условиях, когда и нефтяной шок страна испытала, и пандемия, и тот кризис, который мы с вами обсуждали неоднократно. Я имею в виду "циклы Кондратьева", это тоже никто не отменял. Может всё это стать локомотивом? Или сектор так зачищен, что уже не может таковым быть.

– Я думаю, что, если изменить экономическую политику в целом, то у нас бурление будет по всем направлениям. И самолёты будем производить, и одежду конкурентоспособную шить, и сельское хозяйство будет развиваться.

– А там посредники есть, в этой отрасли? Я очень часто слышу такие реплики, мол, дескать, сам крестьянин производит молоко, а продаёт он его за какие-то копейки в буквальном смысле. Но если мы придём в любой московский магазин, да и не московский, в любом регионе, и там на ценнике будут уже не копейки, а рубли, и не десятки, а порой даже и сотни за тот же литр молока. Вы можете объяснить, что происходит в сельском хозяйстве? Там есть посредники? И кому уходит эта маржа? Или это ретейл накручивает? Кто на ком наживается сейчас?

– Если взять буханку хлеба и посмотреть, сколько зерна в этой булке хлеба, то мы увидим, что крестьянину остаётся 10% от той цены, которую платит покупатель в магазине. То есть крестьянину за зерно оптовое достаётся 10% от цены. Остальное – перевозчикам, банкирам, посредникам. Магазин себе 50% забирает и так далее. Если мы применим тот рецепт, о котором я мечтаю – низкие налоги, дешёвые кредиты, протекционизм, дешёвый бензин в том числе, то буханка и подешевеет. То есть давайте работать над всем этим, где сидит стоимость того же бензина, те же кредиты, те же налоги, то же электричество. Это всё с помощью налоговой и организаторской политики можно так раза в два уменьшить и все расходы.

– Это реально, вы считаете?

– Конечно.

– Вы неоднократно говорили о топливе. Оно действительно имеет большое значение? Вот, акцизы у нас ежегодно индексируются, поднимаются вверх. Мы платим транспортный налог. При этом в своё время государство обещало: будет либо одно, либо другое. На ваш взгляд, отмена акциза может какой-то эффект дать? Или отмена транспортного налога? Что-то одно, а не два сразу.

– Но при этом надо поднять и экспортную пошлину на нефть.

– А, вот так даже?

– Да, отменить эти внутренние налоги, НДПИ, налог на добычу полезных ископаемых, акцизы. И поднять экспортную пошлину. На 40% подешевеет бензин. Это значит, что подешевеют все перевозки, подешевеет электроэнергия. У крестьянина заметно снизится себестоимость его продукции. Ведь топливо для крестьянина – это статья расходов номер один. Это уже серьёзнейший шаг будет.

– Уже очевидно, что 2020 год – это не просто год упущенных возможностей, это год мощнейшего удара по российской экономике. По той хилой экономике, которая была, собственно, как теперь выясняется, не в кризисный 2019 год… Кто бы мне тогда это сказал, было бы очень удивительно. А 21-й год, на ваш взгляд, это будет вновь провал? Или, может быть, есть всё-таки надежда?

Вы сказали про поворот на 5%. Я вам честно скажу, я не верю. Потому что указания получают люди, которые все минувшие годы ничего, по большому счёту, не сделали, даже при смене правительства не зашевелились. Да, появились новые персоны. Тот же Мишустин, тот же Белоусов, которого мы все знаем, и так далее. Но все остальные-то остались. Вы абсолютно справедливо говорите: это соратники, единомышленники, может, кореша Чубайса, Грефа и так далее. Я им просто не верю. Как вы думаете, будут изменения?

– Я думаю, что изменения будут происходить постепенно, в следующем году ещё на семь градусов и так далее.

– Сформулирую свой вопрос иначе, более жёстко. Если не произойдёт дальнейшего поворота – на 5-7-10% в сторону собственного развития производства, что это будет означать, на ваш взгляд?

– Это будет означать отставание, попадание в зависимость. Страны, которые слабеют, народы, которые слабеют, они в разные перипетии попадают, иногда даже исчезают с лица земли. Я надеюсь, что мы всё-таки далеки от такого катаклизма. Но когда мы за 30 лет упали в производстве того же продовольствия в два раза, а Китай в это же время в три раза его нарастил – это должно настораживать. Китайцы – они уже Среднюю Азию у нас экономически отхватывают. А завтра-послезавтра и Сибирь отхватят. И это не потому, что китайцы плохие, а из-за того, что объективные условия так сложились. И речь идёт о цене в десятки миллионов жизней, которые не родились и не родятся, если мы не будем себя уверенно чувствовать. Поэтому цена очень большая всего этого.

– А вы сторонник протекционизма или глобализма?

– Конечно, протекционизма.

– То есть вы считаете, что рынок собственный надо оберегать? А если вы ничего не производите? Я специально обостряю вопрос. То есть, если вы не производите, я не знаю, телевизоры, гаджеты, компьютеры, я имею в виду "железо". Программное обеспечение у нас вроде как, слава Богу, есть, но и то там тоже надо разбираться, кто за кем стоит.

Хотя, если почитаешь New York Times, только русские хакеры всё и взламывают – базы данных Минфина, Минтруда США и так далее. Эта новость пришла мне буквально накануне. А если нет, что будем делать с нашим новым самолётом? Мы же прекрасно с вами понимаем: до серийного производства ещё очень далеко, не мне вам рассказывать. Вы же сами запускали, с нуля, серийное производство, плюс сервис и так далее. При этом со всех сторон тебя окучивают конкуренты, мягко говоря. Причём такие, которые всё готовы купить. Они и чиновников покупали, от решения которых зависит очень многое.

И тем не менее, вы считаете, что-то изменится? Я сомневаюсь. Ну, нет производства. С чего оно появится? Вот вы с коллегами сохранили конкретно сельхозмашиностроение. У вас и Путин был. Я же это помню всё. Приезжали к нам в студию Царьграда. Ну, а где тракторный завод в Бийске? Где тракторный завод в Волгограде? И таких ужасающих примеров, как и картинок, масса. Такое чувство, словно война только вчера закончилась.

– Согласен. Но что я вкладываю в слово "протекционизм"? В современном смысле это не абсолютное закрытие страны или закрытие рынка. Это мы, наше правительство должны следить за тем, чтобы условия конкуренции были равными. Вот, если в Китае производителю тракторов дают кредит бесплатный на 20 лет, если налоги там ниже, если электричество разика в полтора дешевле, если перевозки дешевле. Вот, мы должны сравнить условия, в которых трудятся китайские производители тракторов, а в каких условиях приходится работать нашим тракторостроителям. И мы должны нашего производителя защитить от конкуренции с Китаем. Ввести пошлину.

– Создать сопоставимые условия. Через пошлину их уравнять.

– Совершенно верно. Если же сегодня у нас в России нет реального производителя, желающего выпускать трактора, никто не захотел в производство инвестировать, то тогда  будем покупать китайские. Не надо загораживать. Но если завтра "Ростех", или "Ростсельмаш", или какая-то другая компания, а лучше две, скажут: всё, я вкладываю денежку, беру кредит, строю завод, государство тут же обязано вот эту самую пошлину сделать. Это и есть протекционизм. Кстати, это относится не только к внутреннему рынку. И за внешние рынки тоже должны бороться. Если Китай или другие страна пошлиной своих производителей защищает, мы должны как-то в переговоры вступить или запретить импорт из Китая чего-то другого. То есть, протекционизм – это борьба за равные условия.

– Это не "железный занавес", когда вы говорите про протекционизм?

– Ни в коем случае – это борьба за равные условия конкуренции. И сюда включаются не только пошлины. Надо снижать налоги, стоимость кредитов. Это тоже улучшает условия работы наших производителей, и это тоже своего рода протекционизм.

– Силуанов просто за сердце хватается каждый раз, когда вы говорите о снижении налогов. Хотя я с Константином абсолютно соглашусь. Потому что это так называемое бюджетное правило, вот эта невидаль, которую они придумали под предлогом сохранения макроэкономической стабильности, она привела с 2013 года к тому, что доходы граждан падают, покупательная способность падает, потребительский спрос падает.

Что же является критерием эффективности? Хрень под названием инфляция? А кто в неё верит-то? Уже теперь всё, на самом высоком уровне поставили под сомнение эти сказки, как было сказано президентом.

Скажите, завершая наш разговор, в следующем году вы со своими коллегами-производственниками намерены увеличивать выпуск продукции?

– Вы знаете, это самосбывающийся прогноз. У многих людей сидит в голове, что мы в России ничего не производим, и, собственно, зачем нам какая-то политика, зачем её менять, прилагать усилия. Давайте будем бусы покупать за границей.

На самом деле, если мы все будем верить, что в России может быть только тухлое болото, то так оно и будет – и болото, и тухлое. Мы должны, каждый на своём месте, что-то пытаться изменить – вы как журналист, а мы – как производители комбайнов…

– Вы заметили, с какой новости я начал сегодняшнюю программу?

– Да, про самолёт. Прекрасная новость. Вот, кстати, авиастроители тоже что-то делают. Молодцы. И мы будем действовать, исходя из того, что всё в России будет хорошо, мы будем инвестировать в заводы, в производства и выпускать новые модели.