Новая форма вредительства: Набиуллина гасит западную инфляцию за наш счёт?
В ближайшую пятницу состоится заседание Совета директоров Центробанка. Большинство экспертов предвидят, что регулятор объявит о резком повышении ключевой ставки в диапазоне 0,75–1 процентный пункт. Какие последствия вызовет это решение? Об этом в студии "Первого русского" ведущий Никита Комаров беседовал с экономистами Василием Колташовым и Антоном Табахом.
Никита Комаров: Я посмотрел прогнозы финансовых экспертов и отметил, что все они сходятся на том, что ключевая ставка в пятницу будет повышена. А как вы считаете?
Василий Колташов: Боюсь, что именно это и произойдёт. К сожалению, Центробанк взял твёрдый курс на дальнейшее повышение ключевой ставки. Объяснить эту тенденцию можно, но переломить – едва ли: очевидно, что главные решения здесь уже приняты.
– И как вы эту тенденцию можете объяснить?
В.К.: В разных контекстах. К примеру, можно предположить, что нам демонстрируют некую форму либерального вредительства, направленную на борьбу с инфляцией. Звучит, конечно, странно.
Но посмотрите, инфляция в России носит международный характер, зарождается этот процесс преимущественно в США, а к нам заносится с ростом мировых товарных цен. Следовательно, повышение ключевой ставки ЦБ абсолютно неэффективно в плане борьбы с инфляцией такого рода.
Об этом, кстати, на встрече с президентом Владимиром Путиным говорил и бизнес-омбудсмен Борис Титов, предложивший хотя бы на время отменить бюджетное правило, чтобы дать возможность рублю укрепиться. И формально ЦБ действует ради укрепления рубля.
– Но у них ничего не получается от слова "совсем".
В.К.: Ну как сказать, рубль и не падает, но и не растёт. Вообще нашей национальной валюте в условиях роста мировых цен на нефть ничего не угрожает, кроме действий Министерства финансов и Центробанка.
Скорее, у рубля сейчас нормальный период, нет никакого шторма, как это происходило в марте прошлого года, когда обвалился рынок нефти.
– Да, и рубль тоже обвалился на 20%.
В.К.: А сейчас у нас ситуация, с точки зрения внешней конъюнктуры, довольно неплохая, с перспективой дальнейшего улучшения.
Какое ещё есть объяснение действиям ЦБ? Можно сказать, что политика регулятора в чем-то копирует американскую политику в период кризиса 70–80-х годов прошлого века, которая проводилась для привлечения внешних капиталов: "Вот, смотрите, какой мировой кредит, заходите к нам на фондовый рынок".
Мы существуем в режиме постоянного напряжения
– В наших реалиях это звучит довольно смешно. Наверно, я не ошибусь, если скажу, что на протяжении 30 лет положительное сальдо при притоке инвестиций у нас отмечалось только по итогам двух лет. В основном же мы видим отток капитала. Какие инвестиции они хотят привлекать?
В.К.: Третье объяснение этой политике ЦБ связано со статьёй Владимира Путина об Украине. Давайте вспомним, что мы пережили весной этого года, когда казалось, что мы уже в пяти минутах от начала настоящей войны, и Украина была готова, получив приказ из Вашингтона, начать агрессивные действия против нашей страны.
Что-то могло случиться, чего уже было не миновать, и рубль начал бы падение в этой ситуации, а раз так, надо было подстелить соломку.
Причём падал бы рубль не в силу внешних факторов, а на фоне внутренней тревожности из-за коренного изменения ситуации, которую мы привыкли видеть относительно равновесной: Украина нас ненавидит, ЕС, Лондон и Вашингтон это с нежностью поощряют, и мы существуем в этом режиме постоянного напряжения.
А тут вдруг всё ломается, и добавляется реальная угроза военного конфликта, что, естественно, сразу же тянет за собой рубль. И падать ему сильно не надо, ставка уже высоко.
– Сейчас, на мой взгляд, внешнеполитическая конъюнктура достаточно благоприятная. И после весеннего обострения всё как-то стабилизировалось, хотя все ожидали каких-то убийственных санкций от США.
Вы упомянули, что нынешняя политика ЦБ напоминает политику ФРС начала 80-х годов. Но ведь наши представители либерально-монетаристского блока – и глава ЦБ Эльвира Набиуллина, и министр финансов Антон Силуанов – они же как раз учились по учебникам того периода. А 20 лет назад вся эта политика ФРС США бралась за образец. И несмотря на то что за прошедшие 40 лет ситуация существенно поменялась, финансовые власти пытаются играть по тем же старым правилам.
В.К.: Никаких правил-то здесь нет. Правила есть в учебнике, как вы правильно сказали.
А в действительности, когда в 2014 году, в разгар второй волны мирового экономического кризиса, Набиуллина резко подняла ключевую ставку с 10,5% до 17% годовых, рубль очень сильно рухнул.
И произошло это потому, что повышение ключевой ставки было воспринято не как сигнал привлекательности отечественных ценных бумаг, а как признак того, что наша экономика стала абсолютно "холодной", то есть неживой, при таких ставках экономика просто не может жить.
И на этом фоне усилился выход капитала из России, рубль продолжил рушиться по отношению к американской валюте, что и дало возможно президенту США Бараку Обаме заявить, что он что-то "порвал" в экономике России.
Это будет плохая новость для тех, кто хочет развивать свой бизнес
– В обращении к Конгрессу он тогда заявил, что "Россия изолирована, а её экономика разорвана в клочья". Но какие последствия нас ждут после повышения ЦБ ключевой ставки?
В.К.: Какие последствия? Мы увидим замедление активности покупателей на рынке недвижимости. Они уже охнули после того, как льготная ставка по ипотеке поднялась с 6 до 7%, а сам размер ипотечного кредита сократился. При новом повышении ключевой ставки будет охлаждаться массовый, а не какой-то элитный покупатель.
Повышение ключевой ставки будет плохой новостью для тех, кто рассчитывает развивать свой бизнес, привлекая заёмные средства в России – для небольших отечественных предприятий, которым нужны дешёвые кредиты.
– Но даже тогда, когда ключевая ставка была 4,25%, потребительские кредиты выдавались под 10–13% годовых, то есть наценка была в три раза. Для малого же бизнеса, с учётом всех программ, ставка была 8%. Можно даже сказать, что как бы Набиуллина ни играла со своей ставкой, даже в период её снижения, на ставках по кредитам это практически не сказывалось.
В.К.: Нет, немного влияло. Когда мы входили только в эпоху мирового кризиса в 2008 году, ставка ЦБ не значила практически ничего, она действительно ни на что не влияла. Сейчас всё изменилось, и мы видим, как ключевая ставка оказывает своё влияние, это показал 2020 год, когда эта ставка смогла стать рабочим инструментом для нашей экономики.
Но потом ЦБ кого-то наверху смог убедить, что ставку надо повысить якобы из-за того, что экономика России слишком быстро восстанавливается, слишком быстро растут цены на недвижимость.
– Я даже не знаю, как это комментировать… Они споткнуться должны.
В.К.: Споткнуться и упасть. Я предполагаю, что аргументировали они это так: у нас позади много неприятных событий, в 2014–2016 годах – сплошные неприятности, в 2019 году мы замедлялись, в 2020 году мы рухнули вместе с мировым рынком.
А сейчас 2021 год, и смотрите, в 2020 году недвижимость подорожала в России на 10%, значит, какой-то есть избыточный перегрев, да и вообще, мы как-то слишком динамично выползаем из кризиса.
– У нас примерно 1% роста.
Ставку повысят. Вопрос в том, будет ли это в шоковом варианте
К разговору в студии подключился экономист Антон Табах, к которому Никита Комаров обратился с аналогичным вопросом.
– Какого решения вы ожидаете от Совета директоров Центробанка? Будет ли повышена ключевая ставка?
Антон Табах: Повышенная ставка нам, можно сказать, гарантирована. И Центробанк обещал это во время последних двух заседаний. Вопрос сейчас только в том, какое это будет повышение.
В экспертном сообществе высказываются предположения, что повышение будет сразу на 1%. Но я предполагаю, что это будет 0,5% сейчас и 0,5% в сентябре. Но возможен и шоковый вариант – повышение сразу на 1 процентный пункт, а затем ЦБ будет держать паузу.
Да и сопутствующее заявление регулятора будет достаточно жёстким. Я имею в виду аргументы и прогнозы на будущее: ставку будем повышать, инфляцию будем душить. Плюс, если в прошлый раз сигналом была брошка в виде гепарда, то в этот раз, возможно, будет что-то вроде питона.
– Какие последствия вызовет повышение ставки? Это как-то повлияет на инфляцию? На мой взгляд, бессмысленно бороться таким образом с импортом инфляции.
А.Т.: Напрямую и немедленно – нет. Косвенно – да, повлияет. К примеру, чем выше ставка, тем крепче рубль. Слабый рубль импортную инфляцию усугубляет, а более сильный рубль – смягчает.
По мнению многих экспертов, и по моему тоже, инфляция сейчас находится на пике, переходит на плато и вскоре пойдёт вниз. Ставка через кредитные механизмы на всё это постепенно влияет.
В силу природы нашей инфляции антиинфляционный эффект от ключевой ставки сильно преувеличен.
– Преувеличен в первую очередь самим Центробанком?
А.Т.: Естественно, а кто же ещё может преувеличивать эффект от собственной политики?
Инструменты борьбы с инфляцией есть, но их не используют?
– На ваш взгляд, какие серьёзные инструменты для борьбы с инфляцией у нас есть? Я имею в виду не только ЦБ, но и другие органы власти. Всё-таки сейчас инфляция становится очень тревожным сигналом, достигнув 6,5%, если не ошибаюсь.
А.Т.: Инструменты есть, просто ими надо уметь разумно пользоваться. И ещё: не факт, что с инфляцией обязательно надо жёстко бороться, скорее, надо смягчать её последствия. К примеру, можно выпустить сертификаты на продукты питания, чтобы самые бедные слои населения меньше страдали.
Пока у нас бюджет тратится достаточно активно, а если в дополнение к жёсткой политике ЦБ произойдёт снижение бюджетных расходов, как это было в 2016–2018 годах, мало никому не покажется. Для потребителей и для бизнеса лучше, чтобы это делалось по отдельности – сначала одно, потом другое.
– Василий, обратите внимание на тезис Антона: чем выше ставка, тем крепче рубль, и благодаря этому инфляция будет снижаться. Возможно, вопрос как раз в том, что регулятору необходимо принимать участие в проведении импортозамещающей политики? Предоставлять кредиты предприятиям, например, через проектные облигации. Это наиболее эффективный способ борьбы с инфляцией?
В.К.: Мне кажется, что в этом и заключается позиция самого ЦБ – чем выше ставка, тем ниже инфляция. На самом деле никаких гарантий здесь нет.
Если это домашняя инфляция, то в некоторых случаях вы можете добиться того, чтобы повышение ставки сработало на снижение в первую очередь покупательской активности. И уменьшением объёмов продаж вы немного сбиваете рост цен, а денег становится меньше.
– При этом люди становятся беднее.
В.К.: Но я не очень понимаю, как ключевая ставка ЦБ повлияет на мировые цены на нефть или на зерно. К сожалению, Набиуллина пока не объяснила эту загадочную связь. Потому что если у них вдруг появилась бы такая мощная база инструментов для того, чтобы влиять на инфляцию, тут, наверное, надо было взять и развернуть мировые цены на продовольствие.
– Это только ФРС, наверное, может сделать.
В.К.: Об этом и речь. Позиция ЦБ России заслуживала бы даже одобрения, если бы они заявили: мы обратились в ФРС США с требованием поднять ключевую ставку для понижения инфляции, мы от вашей инфляции уже захлёбываемся, в ней жить не можем, давайте повышайте ставку.
Понятно, что сейчас и ФРС США, и Европейский ЦБ, и Банк Англии оказались в ситуации, когда они не могут позволить себе такую политику, какую может позволить себе ЦБ России. Просто в силу того, что мы финансово находимся в лучшей форме.
Да, у нас есть резервы, у нас, и прежде всего у правительства, нет таких обременительных долгов. И мы можем это сделать. Поэтому кто за них, за ФРС, повышает ключевую ставку? Кто это делает? Это делает наш ЦБ.
– То есть мы расплачиваемся за них?
Мы пытаемся гасить импортную инфляцию за счёт нашей экономики
В.К.: Мы пытаемся гасить их инфляцию, снижая активность в собственной экономике. Да, инфляция не наша, вообще не наша. Поэтому ЦБ над ней по-настоящему не властен.
Если говорить о реальных инструментах, которые можно было бы применить, то первый – при тех ценах на нефть, которые мы наблюдаем, это крепкий рубль. Нам нужно укрепить национальную валюту, но не следует этого делать специально. Он сам постепенно вырастет, доллар должен быть примерно по 60 рублей, максимум по 66–67, но никак не 73 рубля. И второй инструмент – это протекционизм, это насыщение внутреннего рынка в первую очередь.
– Это, наверное, больше правительственная задача. Антон, я хочу понять, у нас характер инфляции полностью импортный? От нашей внутренней ситуации ничего не зависит?
А.Т.: В прошлом году мы подсчитали, что где-то 50 на 50 – половина инфляции была из-за роста мировой инфляции, а половина – за счёт резкого накачивания экономики. В этом году, из-за роста мировых цен на сырьё, зависимость выше, пропорция примерно 70 на 30.
И надо понимать, что влияние нефти очень сильно нейтрализуется за счёт изъятия в бюджет, а от других экспортёров, тех же металлургов или химиков, которых ещё не сильно подёргали за разные части тела, а только собираются, от них эффект значительно больший. И если мы смотрим цены на стройматериалы, на компоненты, там как раз больше всего из этих отраслей идёт.
Тенденция к повышению цен зародилась не у нас
– Получается, что Набиуллина хочет вот эти 30% гасить путём повышения ключевой ставки? А что делать с оставшимися 70%?
В.К.: Нет, я не думаю, что реальное соотношение 50/50 и 70/30. Потому что речь ведь не о долях, а о самой тенденции к повышению цен. А она, эта повышательная тенденция, не только мощная, но и многолетняя. Она пришла к нам не на один год, она будет присутствовать довольно долго, и зарождается она не у нас. А наши внутренние процессы подчиняются этой глобальной тенденции.
И если бы сейчас на мировом рынке случилось падение цен на продовольствие из-за его избытка, то мы бы сейчас уже не переживали по поводу того, сколько стоит морковь и на сколько рублей она подорожала, как и другие продукты. Этой проблемы бы не было. Так что долями здесь не подсчитаешь.
В то же время инфляция внутри страны у нас создаётся активностью покупателей. И если люди перестанут покупать, то цены будут ниже. Так что нельзя сказать, что у нас инфляция полностью импортная.
– Это уж точно не то, что нам надо.
В.К.: В этом-то и состояла антиинфляционная политика неолибералов в России в 90-е годы.
– К чему она привела, мы все тоже хорошо знаем. Антон, мы уже упомянули о том, что борьба с инфляцией – это дело, скорее, правительства. Но тем не менее Центробанк, если заявляет о том, то его главная задача – это обеспечение макроэкономической стабильности, то он долен направлять свои соответствующие предложения в правительство и говорить: надо ввести вот такие экспортные пошлины, а здесь такие-то импортные квоты, надо зафиксировать цены и так далее. Но когда до этого доходит, Набиуллина сразу говорит: я за рынок.
А.Т: ЦБ демонстративно этим не занимается. Да, они могут вмешиваться в вопросы рынка ценных бумаг или в валютную политику. Но в вопросах пошлин и бюджета занимают как бы внешнюю позицию.
– А почему? Это же самое логичное было бы?
А.Т.: Дело в независимости денежных властей. Все прекрасно знают, что интересы ЦБ на валютном рынке противоречат интересам Минфина. Соответственно, крепкий рубль снижает инфляцию, это однозначно, это проверено.
С другой стороны, Минфину выгоден нынешний относительно слабый рубль, потому что сейчас цена барреля нефти в рублях находится на историческом максимуме. То есть у разных ведомств разные интересы.