Кто вырубает русский лес? Часть 2: А вы рубите, мужики, как хотите!

В первой части материала мы рассказали о начале своего путешествия в тайгу и о том, почему с новой силой всколыхнулся скандал с коррупцией в лесной отрасли Сибири и отчего она манит тех, кто мечтает разбогатеть, несмотря на свою криминальную сущность.

Впрочем, когда мы завели разговор с местными о дерзких ребятах, нагло вырезающих бензопилами "Дружба" тайгу, нас просто засмеяли.

"Чёрные лесорубы? Нет, не видали!"

"Какие тут на фиг "чёрные лесорубы", вы что, издеваетесь?! – откровенно веселятся над нами ребята из одной общественной организации, которая всё бьётся, чтобы стать "лесным патрулём" (так они себя называют – точнее, хотят называться). – Раньше – да, были, а сейчас попробуй-ка, вмиг там же, в тайге, в обнимку с сосной навсегда останешься".

Иногда, объясняют они, появляются ловкачи: заскакивают куда-нибудь в лес с трассы, рубят внаглую, тащат кругляк, но какой смысл? И не заработаешь много, и на арендаторов нарваться можно (у тех частная охрана есть, церемониться не станут) или правоохранители прихватят – они все машины наперечёт знают, кому принадлежат и что везут.

А вывезти-то можно только из тех мест, что вокруг Красноярска, да нескольких других крупных населённых пунктов, где есть дороги. С северных районов тащить вообще бессмысленно, там и заготовки-то нет в принципе: слишком дорого обходится. На юге же края летом – болота, зимой – снежные завалы. Поэтому безобразничает чаще всего местный люд, знакомый с округой.

Ребята, с которыми мы беседуем, надо сказать, непростые – в основном спортсмены, молодые и очень настойчивые. И весьма убедительные – по крайней мере на словах (внешне, впрочем, тоже). Но развернуться им не дают – во всяком случае, пока.

"Воруют здесь иначе – на законных, можно сказать, основаниях..." Фото: James Lauritz / Globallookpress   

Причина всё та же – большие интересы и не менее впечатляющие деньги.

Полиция своими силами охватить такие масштабы просто не в состоянии, это нереально. Поэтому появляются "активисты", назовём их так, которые готовы взвалить на себя эту ношу, но, само собой, чаще всего не бескорыстно. Казаки сибирские, допустим, хотели чуть не с шашками и на конях патрулировать лесные чащи – следить, дабы воровства не было, сверять каждую просеку и вырубку с заявленными по документам объёмами и реальными заготовками.

Но, говорят, парни в лампасах и запросили за свою лихость не слабо – "натурпродуктом" в виде участков, где они обнаружили нарушения. Мол, негодяев изгоним, сами будем работать честно.

А наши собеседники себя именуют волонтёрами-энтузиастами – и утверждают, что ими движет исключительно любовь к природе и тайге.

Однако же очень быстро выясняется: порядок им нужен, чтобы, с одной стороны, набирать политические очки, с другой – обеспечить возможность спокойно работать своим, лояльным бизнесменам – законопослушным, утверждают эти не ангажированные финансовым интересом спортсмены-общественники.

"Воруют здесь иначе – на законных, можно сказать, основаниях, – интригуют нас "защитники леса" (пока ещё – возможные). – Вы покатайтесь по лесничествам, с арендаторами пообщайтесь, с населением. Поймёте, что к чему. Если не заблудитесь".

Возвёл себе кирпичный дом? В Сибири это – моветон

Чтобы не заблудиться, впрочем, нужно было сначала доехать до пункта назначения, каковым, вняв добрым (без иронии!) советам, был избран посёлок городского типа под названием Большая Мурта – из тех лишь соображений, что ехать до него от Красноярска всего-навсего сто с хвостиком километров – мелочь по сибирским масштабам.

Едва мы выехали, повалил снег – лёгкий, как пух, и густой. А трасса двухполосная – и практически постоянно, с небольшими интервалами, оккупирована большегрузами, которые одну сторону, с севера на юг, к Красноярску и дальше тащат кругляк, а обратно идут пустыми.

А время здесь дорого. И потому скорость движения приличная. Поэтому за каждым грузовиком образуется эдакое снежное завихрение, от которого кажется, что ты едешь сквозь сплошной туман.

"Но лучше, чем летом, – смеётся водитель внедорожника, который везёт нас в тайгу. – Во-первых, до вырубки даже наша полноприводная машина не доедет: там кругом болота, и только на зиму, когда подмёрзнет, делается настил под транспорт, а во-вторых, комары в лесу сожрут – они тут лютые, злее волков и медведей".

По обе стороны от трассы – лес. И снег.

В населённых пунктах, которые мы проезжаем, практически все строения – деревянные. На любой вкус. Есть избушки, словно вынырнувшие из русских сказок, сложенные из брёвен, с резными оконцами, есть – настоящие дворцы, в несколько этажей, блестящие лаком и тонированными стёклами окон.

В населённых пунктах практически все строения – деревянные. Фото: Александр Степанов / Царьград

Там, кажется, вообще всё, в этих деревнях и даже таких крупных городах, как Красноярск, где тоже имеется значительный частный сектор, имеет отношение к лесу. Никаких кирпичных или, боже упаси, шлакоблоковых особняков – сибирский моветон!

"А как иначе: дерево у нас дешёвое, а всё остальное – дорогое", – хмыкает водитель. Он из местных, знает, что к чему.

От Большой Мурты, взяв в провожатые руководителя тамошнего лесничества Виктора Карпюка, движемся ещё с полсотни километров на запад, вглубь тайги и подальше от цивилизации, где и сотовой связи-то нет.

Навстречу то и дело попадаются гружённые под завязку лесовозы с намотанными на колеса цепями, чтобы не застрять в снежной каше, и нам приходится прижиматься к обочине, рискуя свалиться колёсами в сугробы.

Таёжная вырубка под Андреевским флагом

Вырубка, куда мы едем, принадлежит местному бизнесмену, главе Ассоциации лесопромышленников центрального региона Красноярского края Ильдусу Гараеву.

На площадке, у въезда на которую стоят несколько вагончиков для рабочих (над одним из них красуется Андреевский флаг: Гараев – бывший моряк, решил сделать себе такой "опознавательный знак") и указатель "Туалет" ("удобства" на улице), – стеллажи только что спиленного кругляка, у каждого бревна измеряют диаметр и подписывают с торца – данные в сантиметрах: 43, 28, 16 и так далее.

Ильдус в этом бизнесе с конца 90-х: начинали, рассказывает он, "ручниками" – то есть валили лес самыми примитивными и оттого доступными способами.

Этим делом тогда многие занимались – вернее, пытались заниматься. Получилось, однако, далеко не у всех.

У кого-то из внезапно отхвативших большой куш просто сносило башню напрочь – про дело забывали, деньги транжирили, а назад пути уже не было: такие места, знаете ли, долго не пустуют.

Некоторые, наоборот, почуяв манящий аромат свежей древесины вперемежку с менее приятным, но куда более вдохновляющим запахом денежных купюр, бросались на новые вырубки. А там их встречали другие – такие же охочие до леса и денег конкуренты: выживал тот, кто оказывался ловчее, сильнее и, само собой, "внимательнее" к гражданам, облечённым властью.

Склад готовой продукции. Фото: Александр Степанов / Царьград

Как удалось выстоять Гараеву, он не объясняет. Но дело у него сегодня спорится: его фирма получила в аренду на 49 лет двести с лишним тысяч гектаров лесов – в нескольких районах, по оба берега Енисея, с объёмом заготовки, по проектной документации, в 310 тысяч кубов.

У него есть свои склады, цеха по обработке древесины (в том числе под готовую продукцию – доски для пола), транспорт, люди. Что-то осваивает своими силами, что-то (кругляк) – продаёт оптовикам, в том числе китайцам.

"Пока у нас остаётся под собственное производство примерно пятая часть, но стремимся увеличивать объёмы, – говорит Ильдус. – Развиваемся, вкладываем деньги в будущее – то есть в оборудование".

Лесосека редеет на глазах – деревья падают, тут же подбираются, складируются. Фото: Александр Степанов / Царьград

Наш разговор заглушает рык двух громадин, по четыре пары колёс (каждое величиной с кабину грузовика, причём две "обуты" в гусеницы): первая, захватывая лапой-манипулятором стволы, срезает высоченные хвойные деревья – и тут же очищает их от веток и отрезает брёвна по шесть метров в длину (автоматика!), вторая подбирает и укладывает к себе в кузов.

Вот одна такая пара "американцев" заменяет примерно 60-80 человек, – показывает он на пробирающиеся всё дальше, вглубь леса, машины. – А у нас их три. Каждая стоит 70 миллионов рублей, но выгода есть.

Лесосека редеет на глазах – деревья падают, тут же подбираются, складируются. И вот уже вместо тайги – белый заснеженный пустырь. Если открыть Google-карты и посмотреть на сибирские леса со спутника, максимально приблизив, легко можно разглядеть эти залысины.

У нас не воруют. Но хищения – есть

"Но мы же не просто срубаем, и всё! – горячится Ильдус. – Нет! Всё по закону: есть компенсационные высадки, у нас на предприятии имеется специальное устройство, куда сваливаются шишки, там они высушиваются, а потом мы забираем семена и высаживаем молодняк".

Компенсационные высадки – это вообще главный аргумент тех, кто занимается лесом, который, как известно, именуется восполняемым ресурсом. Тем более, парируют они нападки оппонентов об уничтожении тайги, запас древесины в Красноярском крае оценивается в 11,5 млрд кубометров, а в начале "нулевых", например, лесных ресурсов в регионе насчитывалось около 8 млрд кубов.

Замеры диаметра брёвен. Фото: Александр Степанов / Царьград

Но на вопросы о том, сколько леса, например, уходит на продажу китайцам, или о конкуренции в этом бизнесе в принципе, Гараев умолкает – и с улыбкой приглашает широким жестом в вагончик обедать.

У каждого арендатора в нашем лесничестве есть проект освоения лесов, там всё расписано: какие лесосеки предназначены под сплошную рубку, какие – "проходные", – подключается в беседе Виктор Карпюк. – Учёт жёсткий – каждое сваленное дерево маркируется, с указанием диаметра, вносится затем в систему ЕГАИС. Налево – ничего нет! Нет, за весь край я, конечно, говорить не стану, но у нас – по-честному.

И ему хочется, конечно, верить.

А вспоминается, между тем, состоявшаяся накануне этого выезда в тайгу беседа с министром лесного хозяйства Красноярского края Дмитрием Маслодудовым – тем самым, которого обвиняла в своих разоблачениях экс-глава Счётной палаты Татьяна Давыденко.

"Хищения – есть, – признаёт он. – И уголовные дела тоже. Но в том-то и беда, воровать лес сейчас стали по-умному – так, что за руку поймать, как тех же "чёрных лесорубов", не всегда получается".