"Из Покровска выхода нет": Мобилизованный месяц умирал, моля командиров о спасении. Исповедь штурмовика из окружения
Николай Бабчук, бывший ландшафтный дизайнер, отправленный на фронт после принудительной мобилизации, провёл полтора месяца под Покровском, впитывая в себя запах сырой земли, пороха и страха. Для него это был настоящий ад, из которого парня спасли русские.
Раз в неделю скудное снабжение – вода в помятых пластиковых бутылках, сухие галеты, рассыпающиеся в труху. Пища, которую даже крысы обходили стороной. Остальное приходилось искать самому. Бродить по изрытым воронками полям, как по осеннему лесу, высматривая грибы. Повезёт, если найдешь консервы в брошенных рюкзаках или пачку сухарей.
По вражеским позициям работают "Ураганы". Видео из официального ТГ-канала Минобороны
Неделя. Вторая. Третья. Четвёртая. Пятая...
Тело съёживалось, кости проступали наружу, а в животе гудел один и тот же навязчивый зудящий звук – шум голода.
Генерал утопил резервы в болоте, опытные части вырезаны: Путин послал Западу мощный сигнал. Зеленский перешёл в контрнаступление
Рации, пробивавшиеся сквозь глушилки, истощали последние силы мольбами: "Смена? Ротация?" Из эфира, сквозь шумы и помехи, всегда возвращался один и тот же призрачный ответ: "Ничего не знаю".
Мучительное решение
Решение созревало как гнойник. Тяжёлое, мучительное, выжженное в мозгу долгими ночами под свист снарядов. Они ушли самовольно, небольшой группой, оставив за спиной позицию, ставшую братской могилой для их воли. Попытка выскользнуть из петли, стянутой вокруг Покровска русскими войсками группировки "Центр", была отчаянной и обречённой с самого начала. Они были тенями, бредущими по минному полю собственной войны.
Столкновение было коротким и безжалостным. Вспышки выстрелов в предрассветной мгле. Двое его товарищей, те, у кого ещё хватило сил на рефлекс – поднять оружие, – рухнули на мёрзлую землю. И больше уже не встали.
Николай не видел в этом подвига. Он увидел конец. Его руки, почти не чувствуя веса, разжали хватку на шершавом прикладе. Автомат, внезапно ставший непосильной ношей, глухо стукнул о землю. Он поднял пустые ладони в ледяной воздух, в сторону невидимых в тумане силуэтов. Сдался.
"Два наряда вне очереди Зеленскому?": Дальше "будет больно". До полной катастрофы остались три километра
Теперь он здесь. В плену. Это не героический эпос. Это суровая реальность. Его кормят. Горячей пищей. С ним говорят. По-человечески. В его жилах снова течёт что-то похожее на жизнь, а не на ледяную суспензию отчаяния.
Бабчук обращается к своим сослуживцам в Покровске (Красноармейске). Скриншот с ТГ-канала Минобороны
И сейчас, глядя куда-то через стену, будто его взгляд может пронзить километры и долететь до окопов под Покровском, он обращается к тем, кто остался там. К теневым братьям по несчастью, всё ещё цепляющимся за призраки приказов.
Голос его тих, но в нём нет колебаний, только тяжёлая, выстраданная правда:
Из Покровска вы не проберётесь. Лучше вам сдаться и быть живыми. Хоть накормят. Будет человеческое отношение. Не будете голодать.
Он не говорит "предать". Он говорит "остаться в живых". В его словах – простейшая, животная арифметика выживания, которую ему пришлось изучить за эти недели. Арифметика, в которой паёк весит больше, чем любая абстрактная идея, навсегда оставшаяся где-то там, в тёплых кабинетах, откуда доносятся лишь слова: "Ничего не знаю".
Ад в Покровске
С Покровского направления снова приходят новости о медленном, но уверенном движении наших вперёд. Подразделения русской армии уже закрепляются на окраинах самого Покровска. В городе ещё остаются отдельные группы ВСУ, но их присутствие всё больше напоминает разрозненные очаги: держатся за кварталы, за отдельные дома, уже без единого плана и видимой перспективы.
Мирноград рядом – картина та же, только ещё тяжелее. Тот коридор, по которому враг раньше тянул боеприпасы и проводил ротации, теперь под таким плотным огнём дронов, что проехать там почти нереально. Южная часть города потихоньку затихает: сопротивление становится всё менее организованным. На севере украинцы ещё цепляются за район шахты "Центральная", но когда над головой постоянно работают ФАБы и "Ланцеты", а подвоза почти нет – это уже не оборона, а просто отсрочка.
На флангах тоже неспокойно: наши давят у Родинского, ВСУ пытаются контратаковать из района Белицкого, чтобы хоть как-то удержать линию. Пока получается слабо – фронт продолжает ползти на запад, пусть и небыстро.
"Львы Кима" застали ВСУ врасплох: Враг гибнет в нечистотах. Военкор не сдержался: "Ребят!"
Последние недели мы планомерно выбивали мосты, перекрёстки, грунтовки – всё, что связывало Покровск и Мирноград с тылом. Теперь эти города превращаются в огромный котёл с сужающимся горлышком. Туда за полтора месяца ВСУ загнали, по разным оценкам, до 15 тысяч человек – в основном свежие, подготовленные бригады, которых берегли для "большого контрнаступа". Сейчас они сидят без нормального снабжения, под постоянным огнём, и выходов остаётся всё меньше.
Что с того?
Украинское командование упорно бросает людей в мясорубку ради красивой линии на карте, итог предсказуем: кто-то погибнет, кто-то складывает оружие. И чем быстрее это поймут те, кто ещё держит позиции в этих городах, тем меньше будет бессмысленных потерь.
История солдата Бабчука – это не история героизма. Это откровенная иллюстрация. Иллюстрация того, что происходит, когда логистика превращается в миф, а управление – в эхо в заброшенном колодце. Полтора месяца позиционной пытки, где главным врагом стал не русский солдат за линией фронта, а пустота в желудке и леденящая душу бесцельность. Единственный вывод, к которому пришёл измождённый разум Бабчука, был прост и неопровержим: дальнейшее сопротивление не просто бессмысленно. Оно – медленное самоубийство.