451° по Фаренгейту: Как человеку не начать гавкать
Протоиерей Андрей Ткачев о Рэе Брэдбери и о роли книги в нашем информационном пространстве
В год смерти Сталина, в 1953 году, в Америке вышел роман, разошедшийся большими тиражами, - "451° по Фаренгейту" Рэя Брэдбери. Как известно, американцы - это нация, которая держится за свои особенности, у нас даже разные меры весов, длины, тяжести. У них галлоны, пинты, мили. В частности, не Цельсий, а Фаренгейт. И 451° по Фаренгейту - это температура, при которой горит бумага. Так написано в предисловии к этому роману-антиутопии.
Этот роман-антиутопия имеет связь с христианской эсхатологией. Утопии возвещали о прекрасном будущем, которое неминуемо наступит, если сильно постараться. А антиутопия возвещает людям уже о том, какой кошмар нас ждет под флагами прорыва к счастью.
Прозревали люди в разных странах. Хаксли, допустим, прозревал в Америке, Замятин - в России. И Брэдбери прозревал тоже. Он написал книгу с болью о книге. С болью о том, что ее перестают читать. А со временем он развивает идею о ненужности книги в современном мире до крайнего логического абсурда.
В 1951 году, по статистике, в Америке уже было 10 миллионов личных телевизоров. Каждая вторая-третья семья там имела свой телевизионный передатчик. Мы к этому пришли много позже.
А там телевизор заменил очень многое. И реклама с пищей удобоваримая, и поп-культура в разных своих проявлениях, и сериалы - все это обрушилось на обывателя. Брэдбери описывает фантастическое будущее, в котором телевизор заменил людям не только книгу, но даже родственников. У богатых людей все четыре стены закрыты экранами, а у тех, кто победнее - одна или две.
И они спешат домой - побыстрее усесться в кресло, чтобы посмотреть сериал, в котором они сами чуть ли не его участники. К родным и близким относятся как к персонажам. Они полностью погружены в эту заэкранную реальность. И все это на фоне того, что страна, в которой действие происходит - Штаты, - постоянно воюет. Она кого-то бомбит, кто-то угрожает бомбить ее. И пока обыватели не вылезают из телевизора, армия с кем-то сражается. А для того чтобы люди не сильно переживали о приходящих цинковых гробах, нужно, чтобы они торчали головой в телевизоре.
Книжка стала не нужна. Более того, она стала опасна. Она рождает разные фантазии, иллюзии. И получивший в руки книгу - это опасный для общества человек. Так думает Брэдбери об обществе будущего. И сначала книги просто перестали печатать. А потом пожарные команды, от безделья, получили приказ книги сжигать. Почему от безделья? Потому что с помощью новейших технологий ничего гореть не будет. Пластик уже не горит, а дерево пропитано всем, чем хочешь, чтобы не горело. То есть пожаров нет. А пожарные есть. Они разъезжают на специальных машинах, заполненных уже не водой, а керосином. Этим керосином они обливают книги, которые находят, и сжигают. А люди, которые хранят у себя книги, неблагонадежны.
Шекспир - под запретом. Под запретом Коперник, под запретом Йейтс, под запретом Пруст, под запретом Кафка, под запретом Толстой и Достоевский. Библия, конечно, тоже под запретом. Это, в общем-то, идея в духе мечтаний Верховенского. Нам не нужно образование, говорил Верховенский, потому что образование - это уже аристократизм. Если ты знаешь больше, то ты уже выше других. Ну-ка, пригнись, летит рубанок. Не нужно нам Коперника, задушим в колыбели. Шекспирам срежем голову. Ньютонов тоже побыстрее на виселицу. Нам не нужно никакого аристократизма. Все должны быть одинаковые. Тупые и одинаково тупые.
Книжка превращается в культуртрегерский продукт, который способен вырвать человека из некоей серости и оторвать его от телевизора, заставить подумать о тех вещах, о которых думать уже вредно. Это уже мысли-преступления. Перо мастера описывает перелом в душе пожарного, который сжигал книги, а потом утащил с собой парочку под форменной одеждой. Начал читать в метро, и произошло таинство перемены в душе его. Потому что печатный текст, серьезные слова в печатном тексте, способны, конечно, поразить человека ударом, который отгоняет сон разума.
А дальше начинаются серьезные вещи. Человек становится врагом системы. Желание выжить делает из него беглеца. Он находит таких же, как он, врагов системы, похожих на катакомбных христиан. Они уходят из городов, прячутся в заброшенных каменоломнях, буквально как при Нероне, во времена Петра и Павла. И каждый из них носит в памяти какой-то кусок культуры. Например, кто-то учит наизусть "Рубайи" от Хайяма. А кто-нибудь учит Евклидову геометрию или сонеты Шекспира. Другой заучивает рождественские рассказы Диккенса или "Цветочные сказки". Каждый из них так и представляется: это мистер Шекспир, это мистер Диккенс, это мистер Хайям. А кто-нибудь выучил наизусть Песню Песней из Библии. Другой знает Псалтири Царя Давида.
Они убегают от проклятой цивилизации, унося в своем сознании настоящую цивилизацию. Страшноватая книга, на самом деле. Но достойная того, чтобы прочесть ее. Потому что, в виде противоядия, в виде прививки, эта книга способна дать нам переоценку места книги в нашей жизни. И того, насколько ужасен мир, в котором перестали читать. И какой кошмар ждет мир, в котором книжка больше не нужна.
В общем, бери и читай. Слова, обращенные к Блаженному Августину - то ли ангелом, то ли молящимся ребенком, - здесь как нельзя уместны. Берите и читайте. Читайте эту книгу, читайте другие книги. Только, ради Бога, читайте, чтобы не наступило то время, когда вместо членораздельной речи мы начнем хрюкать и гавкать. А человек рискует хрюкать и гавкать, если перестанет читать. И это еще не самое худшее, на что он способен.